Перекрестки «сумасбродно цепкого»

Тема материала тянет, пожалуй, на авторскую колонку. Но и как значимое культурное событие, вне бытового контекста, появление книги «На доске малиновой, червонной…» воспринимается однозначно.

Иллюстрированный (рисунки и фотографии) сборник, на должном уровне изданный Центром духовного возрождения Черноземного края, имеет подзаголовок-пояснение: «Прогулка по мандельштамовским местам Воронежа». То, что мест таких немало, наслышан каждый горожанин. Но далеко не все из нас знают, где конкретно искать следы ссыльного поэта.

«Воронеж был чудом…»

Текст книги, который заслуживает отдельного внимания, написали профессор Алла Ботникова и литературовед, краевед Олег Ласунский. «История русской поэзии не знает ни тамбовских, ни орловских, ни костромских «тетрадей». А вот «Воронежские тетради» – цикл замечательных стихов, созданных в нашем городе – есть», – напоминает Алла Борисовна в предисловии. И от этого факта «не спрятаться, не скрыться» местным противникам увековечения памяти Осипа Эмильевича, которых, как показали события, связанные с появлением памятника поэту в Воронеже, легион.

Кстати, о памятнике: около него не только по большим литературным праздникам, но и по чисто «своим», кулуарным поводам частенько собирается творческая молодежь. Читать стихи начинающие поэты предпочитают почему-то (если инициатива – не навязанная сверху) не около монументальных Пушкина, Есенина или Бунина. Именно памятник-Мандельштам, как никакой другой, располагает к общению; он самый «контактный», человеческий…

Прослеживая этапы воронежского пути Осипа Эмильевича и соглашаясь с тем, что «со счетов не сбросишь… явственного ощущение прижизненной могилы» («Да, я лежу в земле, губами шевеля…»), Алла Борисовна утверждает: «Воронежские годы – время «сладкогласного труда», для Мандельштама – что-то вроде «болдинской осени». «Воронеж был чудом, и чудо нас туда привело», – вспоминала впоследствии жена поэта Надежда Яковлевна Мандельштам».

На скрещении противоположных эмоций, по Ботниковой, и возник поэтический образ города. Который при том, что «сумасбродно цепок», дарит «краски пространства веселого».

Вечные холмы и небо

– В воронежских стихах Мандельштама по-особому ощутима атмосфера края и города, – говорит Алла Борисовна. – Простор лесостепной равнины, изгибы «молодых еще воронежских холмов». Даже рисунок области на карте схвачен точно: «он на Африку похож». Улицы города, скользкие спуски («Только города немого в гололедицу обзор») – все узнаваемо… Воронежский ландшафт в стихах Мандельштама не только зрим. Он и «звучит». Сам себя назвавший «неисправимым звуколюбом», поэт сумел уловить шумы и музыку города – «перекличку поездов», «любопытные ковры людского говора», следы украинской мовы в языке, необычную фонетику местных географических названий: Анна, Россошь, Гремячье… В стихи вошла новая лексика: степь, поля, гололедица, пахота… И, конечно, чернозем – слово-сигнал. Оно – свидетельство коренной поэтической переориентации.

Книга останавливается и на доворонежской биографии поэта, но главный, конечно, упор сделан на здешние реалии – в главах «Адреса Мандельштама, его друзей и знакомых», «Проспект Революции», «Другие мемориальные места». Приводятся как широко известные сведения и географические привязки, так и менее популярная информация – о контактах и привычках четы Мандельштамов. Попутно читателю предлагаются исторические справки о том или ином воронежском объекте: когда и по какому случаю возник и т.д. Есть отсылы к биографиям людей, чьи имена появляются по ходу повествования; а это – именно художественное, не чуждое эмоций повествование, не сухой научный труд.

«Предназначено для всех, кто интересуется историей литературной жизни в нашем крае», – сообщает анонс. И, добавлю, дорожит памятью о том, что в Воронеже жил Осип Мандельштам. Поэтому устами Аллы Ботниковой предложу: «Чтобы по-настоящему его вернуть, небесполезно пройтись по улицам, по которым ходил поэт, посмотреть на те места, где он жил, бывал, и проникнуться атмосферой города. С тех пор она, конечно, изменилась, но что-то от того Воронежа все-таки осталось, а «молодые холмы» и небо, где так легко заблудиться, вечны».