Сутулая нептица

Боюсь, что прозвучит фальшиво и кокетливо (что такое слова?!), но – что есть, то есть: не думала, что еще при моей жизни гениальный воронежский поэт Валерий Исаянц будет издан в столичном издательстве. Одиозная, с точки зрения блюстителей чужой нравственности, личность, асоциальный элемент, странствующий бомж – чего же, как говаривал Александр Сергеевич, боле?..

Прилег под кустиком

Пушкин, уж поверьте, неслучайно возник в рассказе о бездомном воронежском поэте. По мироощущению Исаянц – совсем иной, конечно, психотип. И даже с противоположным знаком. Но по чисто поэтическому градусу, по способности «вставить» импульс… Мандельштам, само собой, родственник ему более близкий (кровный!), хотя… Анализировать тут трудно, но, думается, можно. Остановившись практически на любой странице новоиспеченного сборника.

Я записался иностранцем,

отяготился желтым ранцем

и, как сутулая нептица,

дошел до киевской границы.

Прилег под кустиком в траве

и снюсь покинутой Москве.

Исаянцева книжка, увидевшая свет в московском издательстве «Водолей», по­явилась благодаря инициативе воронежской поэтессы Полины Синевой. Она взяла на себя труд систематизировать написанное Валерием Ивановичем и отредактированное (читай – адаптированное к мировой читательской аудитории) еще одним гением (поверьте, опять-таки, на слово) – Михаилом Болговым. Этот удивительный человек на протяжении не одного десятилетия поддерживал Исаянца морально и материально, а главное – доводил до читателя его стихи. Задолго до «Пейзажей инобытия» стараниями Болгова были изданы два «нео-тома»; незазорно поставить их на полку рядом с тем же Мандельштамом. Который, по космическим расчетам Михаила Ивановича, прямая предтеча Исаянца. Эти издания рвали из рук с тем же энтузиазмом, что и сегодняшнюю книжку.

«В силу своей непростой судьбы автор остался в стороне не только от «официальной» литературы, но и от социума как такового. Поколение духовно близких ему людей (Анастасия Цветаева, Павел Антокольский, Арсений Тарковский) в подавляющем большинстве завершило свой жизненный путь в XX веке. Исаянц перешагнул в XXI…»

Анонс книжки – точный. Но, думается, все же не исчерпывающий в полной мере глубины и сути явления под названием «Валерий Иванович Исаянц». Как и судьбы человека, носящего это имя: столько «меток», столько вех, столько белых пятен и разночтений…

В 2004 году читатель получил «Историю одного путешествия» – оформленные в книжку воспоминания Анастасии Ивановны Цветаевой о ее знакомстве (в Коктебеле в 1971 году) и дружбе с молодым воронежским поэтом Валерием Исаянцем. Так получилось, что я читала не только это, глубоко лирическое, произведение, но и личные письма Цветаевой к Исаянцу, запечатлевшие быль и небыль их не самых понятных отношений. Это документы, замечательные в своей эмоциональной подлинности и желании облегчить, насколько возможно, участь дорогого человека. Если Михаил Болгов захочет когда-нибудь их издать – а такое право есть, кроме самого Исаянца, лишь у него – потомки откроют для себя новую Анастасию Цветаеву. И зауважают (если не полюбят) ее пуще прежнего.

«Повторите мне шорох в саду…»

Первый сборник стихотворений Исаянца – «Облики» – вышел в Армении, на родине его предков. Родившийся в Воронеже, поэт в Армении же и начал публиковаться – первая подборка стихотворений вышла в журнале «Литературная Армения». Некоторое время Валерий Иванович даже жил в этой стране, да только не прижился (там нет Болгова)…

Презентация в «Х.Л.А.М.е» была украшена рисунками Исаянца – он, самобытный и неординарный во всех своих проявлениях, не только поэт, но и художник. А еще – драматург (в активе – сценическое «Действо о Жанне Д'Арк», и, скорее всего, не оно одно), хореограф (я читала его концептуальное, вскрывающее многие смыслы письмо к выдающемуся танцовщику Владимиру Васильеву), эссеист. Все эти ипостаси легко укладываются в Явление (с большой буквы) Исаянца миру – он везде и всюду верен себе. Безу­мный гений, гениальный безумец…

Лишившись нескольких воронежских квартир и привилегий цивилизованного гражданина, Исаянц с девяностых годов прошлого века странствует по городам и весям. Говорят, живет чаще всего в лесах. Не верилось, что он прибудет на презентацию в «Х.Л.А.М.». Но – случилось, к счастью.

Едва Исаянц нарисовался в пролете входной двери – народ, как одержимый, защелкал затворами фотоаппаратов, ринулся за автографами. А я медленно, но верно направила стопы к выходу – не терпелось припасть к заветной книжке…

Не бывает последних известий.

Повторите мне шорох в саду.

Известите о времени-месте,

где душистую грушу найду –

вместо серого яблока мести,

запеченного в смольном чаду.

После дней, после наших созвездий,

после самых последних известий –

повторите мне шорох в саду…