Газета,
которая объединяет

Наш, генеральный

Девять десятков прокурора Александра Сухарева
Рубрика: Судьбы№ 114 (1688) от

На этой неделе советник генерального прокурора Российской Федерации Александр Сухарев получил звание «Почетный гражданин Воронежской области». Согласно постановлению губернатора Гордеева, почетное звание вручено «за многолетнюю плодотворную работу, большой личный вклад в социально-экономическое развитие Воронежской области».

Александр Сухарев – ветеран войны. С боями прошел от Москвы до Вислы, командовал взводом, ротой, был начальником связи полка. В 1984 году стал министром юстиции РСФСР. С мая 1988-го по октябрь 1990 года – Генеральным прокурором СССР.

Накануне (11 октября) Александру Яковлевичу исполнилось 90 лет. Как обозреть все девять десятков этой богатой событиями жизни? С Сухаревым знаком товарищ многих наших знаменитых земляков-аксакалов – писатель Михаил Федоров. Предлагаем читателю избранные места из истории жизни, рассказанной самим Александром Сухаревым.

Стихи детства

«Я родился в Малой Трещевке. Наша деревня Землянского района (уезда), что под Воронежем, была рядом с большим селом Чистая Поляна.

В 30-м году я пошел в школу. В Малой Трещевке четырехклассная школа. С одной стороны пруда – дома, а с другой – школа, бревенчатая. Кто ее построил, не знаю. Я пошел в первый класс. А у нас была учительница Ольга Николаевна. Она была дочерью священника. И что удивительно (не подумайте, что я хочу поддеть ее), она курила. А в селе, тем более таком, как наше, это все равно что инопланетянин. Но, учитывая ее огромный авторитет (хорошая учительница), другие качества были важнее этого недостатка.

А меня она, когда уезжала или там болела, оставляла за нее. Я был учителем и воспитателем в третьем классе. А почему? Учился хорошо. И я умел читать стихи. Оратор был. И вот когда меня поднимали наверх, на импровизированную сцену из каких-нибудь костылей, селяне собираются, аплодируют, крестьяне, а потом, когда был колхоз – колхозники, я читал стихи не только материального, а и нравственного стимулирования. Когда я спускался вниз, аплодировали невозможно. Как сейчас Алле Борисовне (Пугачевой). Мне отрез сатиновый на рубаху подарили. Почему? Потому что я умел декламировать.

Стальной Воронеж

В Землянске я проучился до 8 класса. Это 38-й год. Мне 15 лет. В 38-м году приехал к нам в село брат матери – коммунист, один из двух братьев-коммунистов. И вот мать хотела, чтобы он меня в город взял. Бывало, идем с ней по селу: «Здравствуй, Михайловна. Ну как поживаешь?» – «А как Санька, – показывает на меня. – Мой Саня в городе учится». И она упросила моего дядю (он в Воронеже был простым уполномоченным по земельным отношениям, по заготовкам, у него семья была большая, бедновато он жил, это я понял потом), ну и он определил меня на 18-й завод. Учеником слесаря. Это авиазавод.

Чем Воронеж запомнился: все грохочет. Много людей. Такая красота, такие витрины! Трамвай я первый раз увидел в жизни, я его никогда не видел. А левый берег, там какие красивые дома поднимаются! А в это время уже были здание обкома партии, Кольцовский сквер. Пока я год-полтора пожил в Воронеже, город расширился. Шестьдесят километров трамвайных путей! И самое главное, такой энтузиазм был! Тот же «Утюжок». Если в Землянске какие-то конфетки мне диковинками казались, не наемся никак, то тут всего полно. Это грохочущий, стальной город...

Когда я перешел на правый берег – там другой авиационный завод, номер 16. ПО-2 делал, ночные бомбардировщики. И у всех настроение: война скоро. Никто не верил, что миром обойдется.

Пленил спросонок

Я был уже начальником связи полка. Видел, как два великих полководца, Черняховский и Рокоссовский, начали реализовывать стратегию Бобруйского котла. И как-то ночью лег в двуколку связистскую, уснул, а меня кто-то толкает в плечо. А я знаю, что меня охраняют мои связисты-автоматчики. Открываю глаза – стоит немец. Я как заорал! Немец – он совсем рядом. Глянул, а мои автоматчики спят. Я как одного заехал сапогом, а сам взял автомат, пистолет у меня в руке, как начал стрелять! Немец от меня как рванул…

Я побежал, и солдаты мои, когда я им пинков надавал, за мной бегут. Глянул, а там стоят человек двадцать. В мышиного цвета шинелях. Немцы. Это уже результат Бобруйского котла. Я к ним подбежал, а я по-немецки немножко говорю, пятерка по-немецки у меня: «Воин социал-демократ?» – «Я-Яй». Тогда я на ломаном немецком предлагаю: «Кто из вас пойдет к своим друзьям-сослуживцам и приведет к нам? Мы вам гарантируем после войны хорошую жизнь, но после войны. Берите, говорю, авиационные трубы, в которые будете звать своих в лесу из «котла»…

Немец-то сопротивляется против нас. Котел-то котел, но они все воюют. Жду. Девять часов – их нет. Десять – нет. Двенадцать – нет. Думаю, вот это дела. А там уже смершевцы, чекисты узнают. Гляжу, начало третьего: показывается сначала один, руки вверх поднял. Потом второй, потом третий, и повалили. Триста человек! Я их выстроил, у меня всего три автоматчика. И повел в штаб полка. Вот тогда командир полка говорит: «Молодец! Молодец! Наградить». И меня наградили орденом Красной Звезды. После войны я говорил, за что меня наградили орденом Отечественной войны 1-й степени, 2-й степени, орденом Красного Знамени, все я рассказывал. А о Красной Звезде мне было неудобно говорить: меня немец разбудил.

Операция по кусочкам

Я тяжело был ранен – рука перебита, ее отрезать готовились. А у меня была гранатка самодельная – в сумке с орденами. И вот когда медбратья подошли – а положили меня на стол, мне укол сделали, чтобы ампутировать, и вдруг я сестре говорю: «Подай мне, пожалуйста, вот эту сумку…» Она: «А что это?» – «Дай». Она мне подала. Я хватаю: «Если только подойдете, всех взорву!» Они видят гранатку. «Только подойдите!» Перепугались. Друг другу на голову показывают. Мне: «Успокойтесь» А сами смотрят: «Что у вас за граната?»

А хирург машет: ладно. А потом парень-врач ко мне пришел: «Саша, я знаю… С вашей болезнью… Я тебе предложу некоторые свои способы… (Ему лет 25, а мне 21-й шел. – прим. авт.) Я займусь… Я прошу, чтобы ты в зубы взял одеяло и терпел минут сорок…Там у тебя перерезан нерв… Можешь потерпеть сорок минут?» Так оно и получилось. Пересаживал ровно сто кусочков с моей ноги туда, где нагноение. И три сестры, чтобы долго все не было, помогали. И мне: «Если на семнадцатый день зачешется, это хорошо». Пятнадцать дней я вытерпел. И потом почесал. И вот на семнадцатый спрашивает: «Чесалось?» Я: «Очень…» И вот так у меня сохранилась и нога, и рука срослась.

Что делается в Москве…

Когда я понял, что Горбачев подбирает людей, ну, грубо говоря, внешне вроде симпатичных, но скользких, я решил, что говорить с этим человеком откровенно ни о чем нельзя. Я их хорошо узнал. До конца понимая, что провалилась перестройка, тем не менее, они держались все ближе к генсеку и приспосабливались к нему.

Говорил ли я с Горбачевым на эту тему? Конечно. Например, так: «Вы понимаете, Михаил Сергеевич, вы повторяете без конца – больше социализма, больше демократии и так далее. Что вы хотите – и социализм строить, и демократию? У нас всегда впереди рабочий класс и крестьянство. Вот производители материальных благ. Была умная интеллигенция – но не вся. Потому что вся интеллигенция, как показала история наша, она бывает и так и так, я вас спрашиваю: почему у нас нет никого кроме нее? Хоть бы один человек выступил от имени рабочего класса! Как он относится к нашей перестройке, почему у нас нет ни одного крестьянина с мыслящей головой, почему именно болтливая часть интеллигенции не сходит со сцены? Вот вы меня пригласили, чтобы я вместе с вами принимал шахтеров, которые стучат касками. Вы зачем меня пригласили? Я генеральный прокурор. Меня партия поставила на этот пост. И наш народ, по Конституции. Я должен за правопорядок, за законность отвечать. А я с вами сижу. Что я сделаю, когда они касками стучат?»

Это не то что прогресс, а наоборот, все. Поэтому я разозлился и порвал с ним отношения. Написал заявление: «Прошу освободить…» Меня мурыжили полтора месяца, не отпускали. И я, когда приехал в Воронеж к моей матушке, она лежала в областной больнице, услышал: «Саня, неужели ты не видишь, что у вас делается в Москве? Ну неужели тебе непонятно, что все это лопнет скоро, уходи ты, ради Бога». Я ушел, и правильно сделал».

Записал Михаил ФЕДОРОВ

Справка «Берега»

Александр Сухарев был генеральным прокурором (с 1988 по 1990 год) в то время, когда в стране заполыхали межнациональные конфликты: Сумгаит, Ош, Карабах. Он не боялся оказаться в горячей точке, отстаивал Конституцию и принимал решения на местах. Ему был близок по духу генерал Черняховский, о котором им составлена книга «Легендарный Черняховский», написаны воспоминания «Генеральный прокурор СССР листает памяти страницы», в которых как в зеркале отражена история страны, а также книга «Без срока давности» о Нюрнбергском процессе, о котором нельзя забывать. И сегодня в свое 90-летие Сухарев полон сил – является советником Генерального прокурора Российской Федерации. Его энергии могут позавидовать молодые.