Газета,
которая объединяет

Неформат и неформал

Галерея «ХЛАМ» показывает уникальные фотографии
Рубрика: Культура№ 23 (1738) от
Автор: Анна Жидких

Честно говоря, эпитета, включенного в подзаголовок, я предпочитаю избегать. Уж слишком часто его «навешивают» на явление, особой уникальностью не отличающееся. И стало это лестное определение настолько избитым, что абсолютно обесценилось. Как, к примеру, многострадальное «патриотическое воспитание», «душа» и иже с ними.

Тем не менее, рискну утверждать: выставка, на днях открывшаяся в галерее «ХЛАМ», является именно уникальной – по своей не только художественной, но и исторической сути. Потому как, во-первых, предлагает к просмотру фотолетопись эпохи (советской), во-вторых – открывает манкий, отчасти загадочный мир творцов, той самой эпохой отвергнутых.

Параллели и пересечения

Автор снимков, по которым можно изучать историю российского андеграунда – широко известный в некогда узких кругах Игорь Пальмин. Этот свободный человек в нужное время в нужных местах фотографировал своих друзей, а со временем объединил снимки в проект под названием «Среди художников». Это, по большому счету, страницы фотодневника Игоря Пальмина – яркого и впечатляющего «архива» отечественного неофициального искусства 60-х – начала 80-х годов.

Эрнст Неизвестный, Владимир Янкилевский, Владимир Вейсберг, Анатолий Зверев, Николай Вечтомов, Владимир Немухин, Дмитрий Плавинский, Дмитрий Краснопевцев, Оскар Рабин, Олег Целков, Илья Кабаков, Виктор Пивоваров, Эрик Булатов… От одних имен – священный трепет. Не потому, что я – ярая поклонница творчества представителей «второго авангарда», вовсе нет. Просто эти и им подобные фигуры разрослись до символов, в которые хочется вглядываться и вглядываться – с тем чтобы вернуться в «прошедшее время», сопоставив его со временем «настоящим». Собственно, сходным посылом руководствовался директор «ХЛАМа» Алексей Горбунов, принимая решение о появлении в галерее современного искусства выставки Пальмина.

– Для меня как инициатора и организатора этой выставки важны параллели и пересечения судеб художников «тех» и «этих», – говорит Алексей Юрьевич. – А еще важен рассказ об «институте» послевоенного коллекционирования авангарда; на выставке «присутствуют» крупнейший коллекционер Георгий Костаки и его «коллеги» Татьяна Колодзей, Леонид Талочкин, Евгений Нутович. Именно эти люди и такие, как они, сохранили срез искусства, ставший музейным. И, так же как социалистический реализм, характеризующий время и рассказывающий о нем.

Ягодки одного поля

Изображения людей, вполне довольных жизнью и друг другом – вот первое впечатление от коллекции, экспонирующейся нынче в «ХЛАМе». Понятно, что никто из «моделей» Игоря Пальмина специально ему не позировал. Вернее, может и позировал, но никак не для истории, а исключительно атмосферы ради. В дружеском кругу – безмятежной, за его пределами – отнюдь...

Как и с какими последствиями советское начальство относилось к «другому» искусству – известно. Выставка в Манеже от 22 января 1967 года закрыта через два часа после открытия. Ее «сестренка» в Институте международных отношений (1968 год) проработала 15 минут. Знаменитая «Бульдозерная», освоившаяся в лесопарке 15 сентября 1974 года, приказала долго жить через полчаса… Это сейчас произведения друзей и героев «книги» Игоря Пальмина хранятся в Государственной Третьяковской галерее, Эрмитаже, Государственном Русском музее, Музее изобразительных искусств им. А.С.Пушкина, музее-заповеднике Царицыно, в питерском «Новом музее», в музее «Другое искусство» Москвы, музеях современного искусства Москвы и Нью-Йорка, Дрезденском Государственном музее; перечень – неполный. А «в те времена далекие, теперь почти былинные» такое при самом смелом воображении не нарисовалось бы. Достаточно вспомнить знаменитое выступление Никиты Хрущева; его распечатка, кстати, «венчает» экспозицию в «ХЛАМе».

«…У нас художники – они как шпионы. Сами нарисуют, а потом не понимают, что нарисовали. Зашифровали, значит, так... И они вместе собираются... капелька по капельке... как поток целый. И говорят, что они наши друзья. У нас таких друзей... Берия, Ежов, Ягода – все это ягодки одного поля... Поэтому надо следить... орган иметь. Меч нашего социалистического государства должен быть острым. Я это еще раз повторю, как уже говорил. Врагов мы имеем, это факт. Имеем капиталистические страны сильнейшие, и было бы неправильно не следить за их агентами... думать, что мы такие добренькие, не нужно... Меч надо держать острием против врагов, и чтобы он не был направлен против своих людей… Вот мы недавно отмечали пятьсот лет со дня рождения этого художника – Леонардо да Винчи. Политбюро приняло постановление, чтобы пятьсот лет отметить. Срок немалый, потому что художник его заслужил. Вы на его картины посмотрите... он итальянец, я не был в Италии, а смотрю – и все понятно. Почему? Потому что с душой рисовал. А у нас? Мы сейчас правильные решения примем, но если мы будем щуриться и делать вид, что не замечаем, как у нас под боком провокации под маской художники устраивают, то никакая умная резолюция не поможет...» Голоса из зала: «Правильно!» Хрущев: «Я сам знаю, что правильно...»

Какие люди!

Кто же они – те самые «ягодки», запечатленные фотообъективом Пальмина, которым воспрещалось произрастать на советской почве? Анатолий Зверев – звезда русской андеграундной культуры второй половины ХХ века, абсолютно мифический герой московской богемы, способный померяться славой с Веничкой Ерофеевым. Сотни блистательных рисунков и неимоверное количество выпитого алкоголя – это Зверев. Жил скитальцем, юродивым, рисовал там, где задерживался. Но оставил такой след, который заметил и отметил Пабло Пикассо.

Оскар Рабин – самая сердцевина «другого» искусства, в котором перемножаются сон-явь, уют-оторопь, быт-бред, сарказм-лиризм… Москва Рабина сродни Петербургу Гоголя. Эдуард Штейнберг на пути от рисования натурщиц, через высветленные по тону метафизические натюрморты, набрел на собственную версию геометрической абстракции. «Классический Штейнберг» сложился под решающим воздействием Малевича: сохраняя общее впечатление космического парения легких форм, художник сводил до минимума присущие супрематизму резкие цветовые контрасты, придавая образам подобие меланхолического «воспоминания об авангарде».

Евгений Рухин легко вошел в авангардную культуру, занявшись структурой художественных материалов. Его образами стали отходы цивилизации, выброшенные на свалку предметы. Жил в абсолютной оппозиции даже к художественным кругам родного Ленинграда, чаще вступая в диалог с «лианозовской» группировкой, тесно общаясь с ее лидером Оскаром Рабиным. В 1976 году Рухин погиб во время «случайного» пожара в собственной мастерской.

Сочувственное общение

О каждом из героев Пальмина уместен самодостаточный разговор; жаль, газетный формат «против». Но самого автора раритетных снимков вниманием обойти грех. Игорь Пальмин родился в 1933 в году Сталинграде в семье актеров. В 1936 году переехал в Воронеж, где за вычетом двух лет эвакуации прожил до 1956 года. Закончил геофакультет ВГУ, работал в промышленной геологии и Палеонтологическом институте АН СССР. Позже трудился фотографом в газете «Молодой коммунар», затем – телеоператором. В конце 1961 года переехал в Москву. Стал членом фотоклуба «Новатор», в котором выставлялся в конце 60-х. В 1966 году познакомился с Эрнстом Неизвестным, в
1968-м – с Владимиром Немухиным и Оскаром Рабиным. Через искусствоведов Григория Анисимова и Михаила Лазарева вошел в круг художников – с этого, надо думать, все и началось…

Российский арт-критик Сергей Хачатуров в статье «Неофициальный портрет» писал по поводу выставки Игоря Пальмина в московском фонде «Екатерина»: «Своими фотографиями ему удалось настоять на том, что самое интересное сегодня – не распихать всех и каждого из поколения 60-х по разным стилям и трендам, а всякий раз заново наладить личное сочувственное общение».

Таковое и налажено – теперь на воронежской почве.