Газета,
которая объединяет

Ударили по сардинам

Воронежская драма начала сезон искрометной комедией
Рубрика: Культура№ 105 (1820) от
Автор: Анна Жидких

И как же здорово, когда театр открывает сезон не просто премьерой, но спектаклем, способным вдохновить труппу на дальнейшие прорывы, а публику – на просмотры, ожидаемые с предвкушением радости и удовольствия от встречи с настоящим искусством.

Именно такой счастливый случай имеет место быть в Воронежском государственном академическом театре драмы имени Алексея Кольцова, недавно «распечатавшем» свой очередной, 213 по счету творческий год. К этому событию приурочили «выход в люди» новой постановки художественного руководителя Владимира Петрова – и очень правильно сделали.

Не мудрствуя лукаво

Честно говоря, наконец-то окончательно отлегло: «Театр», поставленный по одноименной пьесе британца Майкла Фрейна – первый, после памятного «Ареста», спектакль из «петровского» репертуара, который я приняла без оговорок, скидок, экивоков и прочих оправдательно-извинительных ремарок. Чудная вещица получилась! Да, «блох» можно «поймать» везде и всюду. Но применительно к «Театру» делать этого нет ни желания, ни необходимости: зрителю представили яркое, живое, остроумное, изящное зрелище – из разряда тех, дефицит которых ощутим давно и сильно.

Это комедия положений в первородном (со скидкой, конечно, на время постановки) своем варианте – легкая, смешная, куражная. Спасибо Владимиру Петрову за то, что не стал мудрствовать лукаво. Не облек свое новорожденное детище в назидательно-философские ризы, подарив воронежцам уникальную по нашим навороченным временам возможность расслабиться на качественном и, несмотря на комизм отыгрываемых ситуаций, умном и светлом материале. Я сейчас не только пьесу имею в виду; сложные постановочные разработки, свет, музыка, актерские ансамбли и соло – все на месте и все в актив спектакля. Продумано до мелочей и с тем же тщанием отрепетировано. Что, вообще говоря, не очень характерно для премьерного спектакля. А освежил – осовременил! – Петров пьесу Фрейна, снабдив ее героев сегодняшними интонациями, мимикой, манерой общаться и т.д. Сегодняшней, скажем так, человеческой живостью, рефлекторностью.

Рискну посоветовать зрителю, который пока «Театр» не видел, не читать перед его просмотром пьесы (так делают немногие, но – делают). Тогда сохранится интрига действа, разбитого на три части. Первая из которых завесы над тайной не приоткрывает, и даже искушенный, не исключено, театрал час без малого будет недоумевать – чего это опытный Юрий Смышников так усердно «перехлопатывает» лицом? А Надежда Леонова, обычно точная в эмоции, транслирует ее в зал без оглядки на свое безукоризненное чувство меры?

Те же, тогда же

Ларчик откроется одновременно с началом второго акта. Когда вдруг окончательно выяснится, что в первом нам показывали чистой воды фарс, эксцентрику – с утрированным заламываньем рук, закатываньем глаз, безумной речевой аффектацией. Это полным ходом шла репетиция спектакля «Любовь и сардины». А дальше выгородка, подобно избушке на курьих ножках, повернулась к зрителю «задом». И он попал за кулисы того театра, который, как любой живой организм, отличается не только «парадным фейсом». Спектакль показал свою изнанку – и сильно повеселил зал.

Житейская сторона сценической жизни, переместившая персонажей с авансцены в закулисье, «перерождает» их из функций в людей – во всей своей непосредственности. И сопутствующему этой непосредственности обаянию: ничто так не располагает, не подкупает зрителя, как естественность, органичность существования героев.

Хохот в зале «набирал» по нарастающей; зрелище и в плане визуального ряда – уморительное, пируэт на пируэте, а тут еще двойные стандарты в ходу. Актеры играют актеров! Театр показывает театр! И даже сам режиссер – режиссер и есть! Который, что читается со всей однозначностью, любит своих незадачливых комиков-трагиков, поскольку сам – того же поля ягода. Неслучайно в финале Владимир Сергеевич, превращаясь из режиссера Ллойда в режиссера Петрова, представляет партнеров по спектаклю – отечески? дружески? – только по именам. Рома, Слава, Юра, Настя...

Нелегкое легкое дело

Браво исполнителям: все просто молодцы, даже отмечать никого не стану (хотя хочется). Надежда Леонова, Юрий Смышников, Дина Мищенко, Вячеслав Гардер, Магдалена Магдалинина, Роман Слатвинский, Ирина Сорокина, Игорь Болдышев и сам Владимир Петров за свои работы заслуживают высоких оценок. Настолько выпуклые образы в большинстве своем получились, что – посейчас со мной, в глазах стоят. Потому что все слагаемые такого мощного результата – в наличии: мастерство драматических актеров, динамика фантасмагорических кульбитов по сцене, умение держать темп действа, чуткое партнерство, быстрота реакции, хореография и прочие составляющие зрелища обес­печили ему безусловный успех. Ну, и концептуально режиссер – на высоте: концы с концами свел ювелирно. Хотя довольно громоздкую, развернутую панораму дал: следом за репетицией и спектаклем «наизнанку» показал – в третьем акте – к чему пришла горе-труппа с уже не первой свежести «сардинами» полгода спустя после их рождения.

Хороша (и, по-моему, единственно возможна для того, чтобы не впасть в пафос или в пошлость) концовка спектакля. Уж если показывать кулисы – так в полном масштабе, решил постановщик, и вывел под занавес на публику тех, кто обычно на глаза ей не попадается. Технические службы и иже с ними на прощанье «проехали» перед зрителем; находка – тоже очень приятная, очень человеческая. И, пожалуй, одна из немногих в спектакле, недвусмысленно отсылающая к серьезу комедии положений: такие вот «легкие штучки» – дело куда как нелегкое! Скрупулезного, слаженного труда десятков специалистов требует…

В ТЕМУ

Майкл Фрейн – английский драматург, романист и переводчик. Родился 8 сентября 1933 года в Лондоне. В 1957 окончил Кембриджский университет, после чего работал репортером в «Манчестер гардиан» и «Обсервере», создав себе имидж обличителя нравов. В начале 1960-х годов вышло несколько сборников, составленных из его газетных публикаций.

В литературу Фрейн вошел как романист. За первый роман «Оловянные солдатики» получил премию Сомерсета Моэма. После романа «Сладкие грезы», написанного в жанре фантазий, каждая из которых завершается нравоучительным финалом с налетом иронии, Фрейн отошел от романного жанра и обратился к драматургии. Подлинная слава пришла к нему после постановки пьесы «Театр» («Шум за сценой», «Безумные подмостки»), написанной в форме откровенного балаганного фарса. Комедию тепло приняли зрители по обе стороны Атлантики. И на Бродвее, и в Уэст-Энде пьеса долго не выходила из репертуара. В Нью-Йорке была номинирована на премию Тони. Обладатель премии имени Лоуренса Оливье в номинации «Лучшая новая комедия». По сей день «Шум за сценой» остается самой известной пьесой Фрейна.