«Море» – не волнуется

Жанр спектакля «Море», поставленного по рассказам Ивана Бунина и использующего в качестве «вкусовой добавки» сонеты Франческо Петрарки, квалифицирован программкой как «Проза и поэзия любви». Именно это обстоятельство спровоцировало вывод, оформившийся непосредственно по просмотру: с поэзией в спектакле – сложно. Именно в спектакле, а не в прозе Бунина и, тем паче, стихах Петрарки.

Требовательная стилистика

Такая моя категоричность – никак не приговор спектаклю. В нем немало плюсов. Во-первых и еще раз во-первых – режиссерское решение постановщика Владимира Петрова. И его же инсценировка бунинских рассказов: «В ночном море», «Прекраснейшая Солнца» и «Роза Иерихона». Из текстов выжато то, что требовалось для сценического воплощения.

Итак – режиссерская задумка интересная. И при том – внятная, прозрачная (что далеко не всегда – аксиома). Действие развивается в двух плоскостях. На «верхней палубе» парохода (удачная конструкция, метафоричная) встречаются два уставших от жизни человека – бывший муж и бывший любовник умершей роковой красотки. Первый и Второй, персонажи рассказа «В ночном море». А внизу, на собственно сцене, не без куража демонстрируют владение пластикой прочие герои постановки. Они то превращаются в молодых и дерзких, а местами якобы заостренно-романтичных авиньонцев, то принимают «типовое» обличье наших «джинсовых» современников, которым есть над чем подумать, наблюдая надвременные «средневековые картинки».

Мысль, таким образом, постановщика (она же – идея и мораль, в хорошем смысле слова) читается без труда – со всеми ее параллелями, аллюзиями и т.д. На эту мысль вполне себе добротно работают и музыкальное оформление спектакля (Юлия Пономаренко), и световое (Роман Афанасьев), и – особенно – сценография (художник-постановщик – Алексей Мочалов). Но такой тонкий стилист, как Бунин, требует, мне кажется, куда более бережного, если не трепетного отношения и прочтения первоисточника, чем те, которые транслируют в зал актеры, занятые в этом спектакле.

Плоскость и объем

Говоря о плоскостях, в коих разворачиваются события, я намеренно подчеркнула: «плоскости»! Потому как глубина действа большинством исполнителей не освоена, к сожалению: объем спектакля – исключительно визуальная данность. И то, что артисты пытаются передать танцем – эмоцию, состояние, эдакую эфирность – лишь подчеркивает этот безотрадный факт. Да, спору нет – очень здорово, когда драматические актеры умеют танцевать, динамично перемещаться по сцене. Но в «Море» хореография – многолюдная и поданная в большой дозе – отнюдь не безупречна (не все исполнители оснащены необходимыми умениями в должной мере), и это обстоятельство сообщает спектаклю заметную неряшливость. Она же – необязательность, скажем так, в жесте. Надо ли доказывать, что при обращении к великой прозе (которая – как раз поэзия и есть) это невольно бросается в глаза? И плюсов спектаклю не добавляет?

«Прошла» бы хореографическая «вставка» пару раз – она, возможно, сама по себе воспринялась бы как образ. А когда прием, небезупречно исполненный, эксплуатируется на протяжении всего спектакля многократно – получаются повтор за повтором чего-то «мимоходного». Нечто ярмарочное, как ни дико звучит применительно к первоисточнику…

Паузы со смыслом

Петрарка, на мой взгляд – в смысле сонетов – вообще тут не особо «к селу». Самодостаточность его поэзии не сильно «подружилась» с бунинским письмом; разве что в том ключе, в котором воспринимается любой образец высокой литературы в любых же ее проявлениях. И в условиях любого соседства. Так что где в «Море» мухи, а где – котлеты, всяк волен выбирать по своему усмотрение. Хотя именно в этом компоненте хотелось бы ощутить режиссерский диктат: его задача – по определению – должна иметь однозначное решение. Дабы убедить зрителя.

Кого из актеров хочется обязательно отметить – так это опытного Александра Смольянинова, одного из обитателей «верхней палубы». Прозу не драматургического происхождения – при том, что действия у этого героя, равно как и у его визави (Сергей Карпов), нет вообще – играть трудно. Прозу бунинскую – многомерную, красивую в своем психологизме – в особенности. Но Смольянинов – справляется! Наполняет паузы смыслом – как раз психологически точным, емким. Слова произносит с той неспешностью и пугающей бесстрастностью, которые воспринимаются итогом полной и окончательной усталости от жизни. Что и требуется. Хотя в целом не заставляет «Море» волноваться и волновать зрителя с тем градусом, на который можно было рассчитывать: один в поле – не воин.

История помнит

Франческо Петрарка (1304-1374) – итальянский поэт. Имя его возлюбленной Лауры, которую Петрарка воспел в 350  стихах (среди которых – 317 сонетов), сделалось олицетворением всепоглощающей и возвышенной Любви. Достоверны сведения лишь об одной встречи Петрарки и Лауры. В Страстную пятницу, когда проходила утренняя месса в Авиньоне 6 апреля 1327 года, 23-летний Франческо Петрарка был погружен в молитву, как вдруг поймал взгляд проходившей белокурой красавицы, которую звали Лаура. Их взгляды соединились в один, и именно этот момент заставил весь мир говорить о новом витке подъема и развития мировой поэзии и культуры.

Наши люди

В 1933 году Иван Алексеевич Бунин, родившийся 23 октября 1870 года в Воронеже, стал первым русским писателем, удостоенным Нобелевской премии. Однако в Советском Союзе в течение 25 лет его имя и творчество оставались под запретом. Главной причиной отлучения Бунина от советского читателя стали его бескомпромиссные публикации и знаменитый роман «Окаянные дни» – одна из самых острых и пронзительных книг о русской революции.

Интересно знать

В рассказах 1920-х годов Бунин, все более охотно отдаваясь изображению любви-страсти, неизбывно пессимистичен. Одни и те же давние переживания – юношеское чувство Бунина к Ваpваpе Владимиpовне Пащенко – легли в основу рассказа «В ночном море» (1923). С Пащенко, дочеpью елецкого вpача, Бунин познакомился в pедакции «Орловского вестника», где она pаботала коppектоpом. Их стpастная любовь вpеменами омpачалась ссоpами, к тому же родители девушки не хотели выдавать дочь за нищего поэта. Юношеский pоман Бунина составил сюжетную основу и пятой книги «Жизни Аpсеньева», выходившей отдельно под названием «Лика».