Ветхоеиава­рийное

Владимир Познер, побывав в нашем городе, заявил: «Вы, наверное, обидитесь, но какие здания тут жуткие, какой кошмар». Угадал. Многие обиделись. А я, скорее, забеспокоился. Это кумир публики по нашим парадным улицам проехал – и впал в тяжкую депрессию. А что бы с ним стало, загляни он в наши ветхие кварталы послевоенной постройки? С пожилым человеком, только что вернувшимся из Европы, всякое может случиться от контраста впечатлений.

Я сам прожил в одном из таких кварталов 17 лет. Какой-либо ремонт там перестали делать с 1984 года, когда появились первые проекты сноса «немецких» слободок. И ЖКУ быстро рассудили: зачем ремонтировать дома, если все равно их сносить. Власти менялись, управляющие конторы менялись – логика рассуждений оставалась.

Некоторые дома на одной такой логике и держатся.

Воронежцы живут в городе, поднявшемся из пепла благодаря строительству шлакоблочных коммуналок, и для них понятия «ветхое» и «аварийное» слились в одно, они так и произносят: «ветхоеиаварийное». Журналисты – это само собой, но я своими ушами слышал, как термин «ветхоеиаварийное» употребил профильный чиновник и два раза – доцент ВГАСУ.

А ведь все просто: аварийный дом – тот, который признан аварийным в установленном порядке. Ветхий – тот, где износ составляет свыше 70%. В нашем городе такие дома стоят рядом и ничем друг от друга не отличаются.

Точнее, не отличались. Воронежский ОНФ прислал нам целую серию пресс-релизов, в которых требует переселения жильцов из разваливающихся зданий. Причем именно из домов категории «ветхого» жилья.

Кажется, началось наконец разделение понятий. По целевой «аварийной» программе с 2010 года в городе было снесено 124 дома. А по программе, как стало модно говорить, «реновации» ветхих кварталов – с десяток. В результате в секторе «аварийного» жилья произошло оздоровление фонда – по крайней мере, «в среднем по больнице». А в сегменте «ветхого» – исключительно ухудшение. «Ветхое» теперь более аварийное, чем само «аварийное»!
Так что не надо путать.