Распознать отпечаток болезни
Бытует мнение, что врач-патологоанатом работает исключительно в области посмертной диагностики. Однако, вопреки устоявшемуся стереотипу, патологоанатомическая служба является одной из важнейших составных медобслуживания, и деятельность специалистов, занятых в этой сфере, направлена на сохранение здоровья человека.
22 марта в России отмечается неофициальный День патологоанатома. О том, как изучается человек при жизни, мы поговорили с главным врачом Воронежского областного патологоанатомического бюро Ириной Шапошниковой.
ЗАДАЧА – ДИАГНОСТИРОВАТЬ
– Ирина Владимировна, патологоанатом до сих пор воспринимается обществом как «врач для мертвых», и многие люди просто не догадываются, что становятся вашими пациентами заочно…
– Мы занимаемся патологоанатомическими исследованиями, которые включают как вскрытие трупов, так и прижизненную патологоанатомическую диагностику по биопсийному (операционному) материалу. Материал, удаленный во время хирургических операций или диагностических манипуляций (биопсия), поступает к нам для изучения на структурном (морфологическом) уровне. Это необходимо для уточнения диагноза и выработки тактики лечения. Например, сейчас, уже в течение трех дней (а на подготовку результата по нормативам дается всего четыре), я занимаюсь сложным случаем – работаю с тканью опухоли головного мозга, и мне нужно определить ее потенциал злокачественности.
Исследования тканей и фрагментов органов на микроскопическом уровне с целью выявления патологических изменений в них – это и есть тот самый большой раздел нашей работы, который занимает порядка 90% всего рабочего времени. А остальное – да, аутопсия (вскрытие – прим. авт.).
– Словом, чаще вы изучаете патологии, которым подвержен человек, а не то, что стало причиной его смерти?
– Именно. Каждая болезнь оставляет в организме человека свой отпечаток. Болезнь может быть одна, но ее проявления индивидуальны. Морфологический, окончательный диагноз устанавливается патологоанатомом.
БОЛЕЗНЕЙ СТАНОВИТСЯ БОЛЬШЕ
– С какими недугами жителей региона приходится работать?
– Международная классификация насчитывает много тысяч болезней, каждая из которых имеет «разветвление» в виде нозологических единиц. Если врачи в больницах и стационарах имеют дело с набором из 30-50 нозологий, то мы – с 200-300 (за исключением вопросов лечения). Наш рабочий день занят, как правило, исследованием самых распространенных патологических состояний – болезней женских половых органов, системы кровообращения и пищеварительной, болезней органов дыхания и мочевыделительной системы. Есть опухоли, которые встречаются один раз в год на 1 миллион населения. Вот где наша работа особенно важна – это онкология. В спектре онкозаболеваний появляются все новые и новые нозологии. Предыдущая классификация рака легкого, например, включала 17 основных злокачественных вариантов, сейчас их 35. Лечение внутри каждой нозологии также дробится. И глубина эта, по всей видимости, бесконечна.
– Какие тенденции можете отметить в изменении структуры патологий?
– Структура патологий всегда одинаковая. Но в чем разница сегодняшнего дня и вчерашнего? Мы наблюдаем патологию гериатрического возраста. То есть на протяжении последних двадцати лет увеличилась продолжительность жизни населения, что способствовало активному проявлению патологии пожилого и старческого возраста. Раньше до этих «болячек» люди просто не доживали. Я говорю о физиологических состояниях. Но само состояние старости, конечно, болезнью не является. И наша задача при возникновении спорных ситуаций подтвердить, что патологии в изменении состояния состарившегося организма нет. Отсутствие болезни дает врачу повод работать с возрастными изменениями в организме человека, компенсировать и улучшать функционирование органов.
Удивительными являются и достижения в перинатальной патологии – сегодня мы можем лечить совсем маленьких детей и даже на ранних стадиях выявлять патологию беременности.
– Как часто встречаются расхождения в диагнозах лечащего врача и патологоанатома?
– Мы работаем со стационарами третьего уровня – это многопрофильные стационары, а именно клинические больницы, и узкопрофильные – тубдиспансер, онкодиспансер и перинатальные центры. Эти учреждения располагают
очень мощной диагностической базой, поэтому расхождений в диагнозах практически не бывает. Хотя еще двадцать лет назад процент расхождения клинического и патологоанатомического заключений доходил до 12-14%. Сегодня это возможно только в том случае, если человек умирал дома без медицинской помощи.
ВИЗУАЛИЗАЦИЯ И ТРАКТОВКА ДИАГНОЗА
– В системе здравоохранения – всегда дефицит кадров. К вам это тоже относится?
– На всю Воронежскую область только 49 постоянных работников-патологоанатомов. Ну, еще внешних совместителей примерно столько же. На мой взгляд, этого недостаточно. По рекомендуемым нормативам на одного врача должно приходиться около 800 случаев патологоанатомических исследований в год, в нашем бюро – 4,5 тысячи!
Патологоанатом – профессия не массовая, а штучная, потому что для нее нужны такие способности, которые встречаются нечасто. Однако эту специальность сегодня все же выбирают чаще, чем тридцать лет назад. На весь Советский Союз было три тысячи патологоанатомов, а сейчас 3,5 тысячи – только на одну Россию.
– И какими конкретно способностями должен обладать врач-патологоанатом?
– Умением различать визуальные картины. Ты смотришь в микроскоп, а там диагноз не написан. Там есть клетка, структура тканей… Ты должен уловить изменения относительно нормальных структур тканей и клеток – по памяти. Все это должно быть в голове. На третьем курсе студенты изучают патологическую анатомию – смотрят в микроскоп и делают в альбомах зарисовки патологических изменений по заданной теме. Мне это было очень легко.
Конечно, никто не запрещает пользоваться методической литературой, книга – помощник в трактовке полученной картины. Но если способность видеть патологию на нестандартной картине отсутствует, то верно ее диагностировать не получится.
– А как же стрессоустойчивость?
– Крепкие нервы нужны любому врачу. Стресс у нас не заканчивается! (Смеется.) И связан он со сложностью интерпретации визуальной картины. Чем сложнее случай, тем выше стресс патологоанатома. Цена ошибки велика. Максимальная квалификация, кстати, достигается в нашей профессии к семи годам работы, не считая обучения в вузе. А по части онкозаболеваний – к 15-ти. Поэтому молодого специалиста сразу в свободное плавание не отправляют, обучение продолжается на протяжении долгих лет, а с учетом того, что медицина на месте не стоит, – постоянно.
