Газета,
которая объединяет

Мужской разговор

«Театр одного» обнажил чувства сильного пола
Рубрика: Культура№ 142 (1425) от
Автор: Сергей Попов

Сразу – пояснение для тех, кто все еще не в курсе. Вот уже несколько месяцев в Воронеже официально существует «Театр одного». Действует он на базе культурно-образовательного центра «Иллюзион». Все, что происходит в этом театре – плод творческих усилий одного человека: артиста Воронежского Камерного театра Бориса Алексеева. Его вторая самостоятельная работа, которую мне довелось увидеть – спектакль «Мужчины» по произведениям современных российских поэтов.

«Два» – это уже система. Сделанное однажды можно было бы списать на эксперимент. Но повторная работа в четком направлении позволяет говорить об эстетической принципиальности и, как следствие, авторском почерке. Впрочем, любители сходить в Камерный давно в курсе того, что Алексеев – артист думающий, тонко чувствующий и мастерски воспроизводящий нужные смыслы.

Случайностей не бывает

О, сколько, однако, открытий чудных предстоит тем, кто пока не увидел Алексеева в роли режиссера, продюсера собственного творчества, строителя художественных концепций! Подобная работа требует не только массы времени (которого, думается, у артиста почти нет: откуда его берет Борис – один Бог знает), но и высочайшего художественного вкуса. Он прослеживается уже в выборе материала.

Спектакль «Интимный театр А. Вертинского»: обращение к Вертинскому бесконечно приятно, но удивительно не столь, сколь работа с «Белым на черном» Рубена Давида Гонсалес Гальего. Автобиографический роман в рассказах, написанный человеком с диагнозом ДЦП, выросшим в детдомах СССР и ставшим жителем США, писателем, мужем и отцом, в интерпретации Бориса поражает филигранностью и многослойностью. Алексеев, кстати, признался, что купил эту книгу случайно несколько лет назад. Для меня такие слова – еще одно яркое подтверждение того, что случайностей не бывает. Материал сам выбирает того, кто способен его транслировать массам.

Однако – к «Мужчинам». Интересно, что идет спектакль не в малюсеньком зрительном зале «Иллюзиона», а – в холле центра (тоже, замечу, не гигантских размеров).

По-молодежному одетый (точнее – прикинутый) Борис, пребывающий в образе ди-джея, включает на ноутбуке некую инди-электронику, которая первым же звуком убивает классическую камерность. Но важнее то, что за этим убийством следует рождение: дальше, читая стихи и отрывки прозы разных авторов (из чтения и фоновой музыки спектакль целиком и состоит), Алексеев создает (возможно, невольно и отчасти даже неосознанно) новую (в смысле – не существовавшую ранее, а также в смысле соответствия духу времени) эстетическую систему. Готы, вероятно, назвали бы ее неодекадансом. Поклонники группы «Кино» – «Группой крови» XXI века.

Бесстыдно и откровенно

Любые сравнения, впрочем, хромают на обе ноги. Во-первых, в спектакле очень много радости, какого-то ослепительного, выходящего за все грани, света. Во-вторых, всей своей игрой и отношением к ней Алексеев демонстрирует как бы нарочитую небрежность, этакое «незамечание» непостижимой реальности, черты и очертания которой то и дело всплывают в стихах. Закончив произносить трагические строчки, Борис на несколько (где – пару-тройку, где – в разы больше) секунд отдает свое тело ритму музыки, как бы в противовес всему пританцовывая.

Контент спектакля, материал, с которым работает Алексеев, очень неравнозначный. «Я научу мужчин о жизни говорить – бессмысленно, бесстыдно, откровенно», – начинает актер словами Дмитрия Воденникова, задавая тон всему действу. Воденниковым, кстати, оно и заканчивается: круг замыкается. Обозначаются все границы, полифонично звучат все голоса и все ноты.

Среди персонажей, получивших «право голоса» (кроме Воденникова): поэты Дмитрий Плахов, Андрей Родионов, Кирилл Медведев, Антон Очиров, Борис Алексеев (да, в спектакле звучат стихи и самого Бориса; мужчина, в конце концов – значит, имеет право), Сергей Гандлевский. Перечисление, как вы поняли, – в порядке звучания стихов.

Самый звонкий крик

Прекрасные пассажи Кирилла Медведева готовят платформу для кульминации, коей явилось чтение «Самолетов» Очирова (так показалось мне). Немного меняют вектор стихи Алексеева, но при том нисколько не теряется острота спектакля: кульминация выдается затяжная. А вот Гандлевский на этом фоне блекловат. Хотя, вероятно, здесь – особенности частного восприятия (мама, с которой мы вместе смотрели спектакль, особо расчувствовалась на стихотворении как раз Гандлевского – «Самосуд неожиданной зрелости», сказав, что оно – одно из ее любимых во всей современной литературе. О вкусах не спорят…).

И еще о стихах: поэтическое творчество самого Бориса тоже неравноценно. Но лучшие его образцы – далеко не на последнем месте среди всего того, что звучит в «Мужчинах». Талантливый человек … Ну, дальше сами знаете.

Стихотворение, звучавшее «в обойме» алексеевских творений последним, хотелось бы привести целиком. Но газетная полоса – не самая подходящая для этого площадка. Поэтому…

…Тихо тлеют последние дни сентября,
Тихо падает солнце за раненый краешек моря.
Этим вечером ты, и, конечно, ни капли меня,
Упадешь в его руки, они так нужны вам обоим.
Обо мне и не думай, все это пустая возня,
Я тебя отпустил, для себя ничего не оставив.
Я всегда для тебя, ничего-ничего для меня.
Да, я неисправим, и меня даже гроб не исправит.
Да, я неисправим, я так глуп, что терпеть невозможно,
Вот и ты не стерпела, чего ж говорить обо мне.
Тот ноябрь оказался поддельным, а может, подложным.
Ты лежишь слишком близко. Нарочно. Лежишь на спине.
Неужели совсем ты не видишь,
Неужели не чуешь, пугая меня и дразня,
Что по-русски, английски и даже, срываясь на идиш,
Я кричу и зову про тебя и тебя, ничего о себе, ничего для меня?
Только воздух изжаренный,
Только я, как ужаленный,
Горячусь, извиваюсь, пытаюсь заснуть... Ни фига.
Ты лежишь слишком близко, ко мне прижимаясь безжалостно.
А потом упадешь в его руки, чтоб тихо спуститься к ногам…

Уверен я и в том, что Борис – очень неплохой специалист в области музыки «инди». Звуковая палитра подобрана весьма скрупулезно, грамотно и точно. Нет резких переходов там, где их не должно быть. Звуки – как цемент. Точнее, фундамент. На котором одинаково хорошо строится и «пепельная» психоделичность летовских «Ста лет одиночества», и беспричинная весенняя радость раннего «Мегаполиса». А в нужных местах – просто тишина, почти оглушительная пауза. Которая, если верить фронтмэну «Пикника» Эдмунду Шклярскому, – «самый звонкий крик».

Часть системы

Визуальный образ Бориса в спектакле «Мужчины» напоминает чеснок. Переборщи с дозировкой – и он заглушит все остальное. Но – не происходит, нет.  Абстрагируясь от своей силы и самодостаточности, внешний вид актера выполняет лишь роль приправы, которой ровно столько, сколько и нужно. Если ее «ампутировать» и, скажем, выпустить спектакль в формате аудиокниги – это будет совсем по-другому, хотя тоже сильно. Кстати, в не столь давнюю эпоху кризиса носителей буквально расцвели многие независимые музыкальные издательства (такие, как «Геометрия») – благодаря тому, что их интересовал и интересует подобный «не-мейнстрим». Поэтому было бы совсем неудивительно, если бы диск с записью «Мужчин» разошелся куда большим тиражом, чем альбом какой-нибудь попсовой выскочки. Девяностые, время тотальной безвкусицы, к счастью, давно прошли.

По ходу спектакля в голове то и дело вертелись строчки авторов, чьи стихи в него не вошли. «Шагая медленным огнем по тротуарам черных клавиш, кому теперь ты мат поставишь бесцветным шахматным конем?» Или – «что влечет их в панорамах дальних, что в этих городах суицидальных, где каждый жест и чувство любят счет, где все конечно, кроме пустяков, что вечностью особенно любимы…» Эти цитаты – к тому, что спектакль, будучи концептуально и стилистически оформленным до конца, – все же часть какой-то еще большей, в сравнении с ним, системы.

Так и тянет засвидетельствовать на бумаге огромное спасибо за работу, которую и работой-то язык не поворачивается назвать. Но не будем зачинать очередной философский диспут о творчестве и искусстве – это уже иная плоскость, если не ипостась. Уместнее лишний раз заметить, что подарков такой ценности и культурных явлений такого масштаба, как «Театр одного», наш город не получал очень и очень давно.