Жестокие игры

Спектакль театра имени Евгения Вахтангова «Дядя Ваня», включенный в программу второго Платоновского фестиваля искусств и представляющий проект «Лучшие спектакли фестиваля «Золотая маска» в Воронеже», заведомо привлекал не только фамилиями драматурга, режиссера-постановщика и исполнительского состава.

Одна из самых известных чеховских пьес в интерпретации Римаса Туминаса, лауреата Государственной премии РФ, премий Станиславского, «Гвоздь сезона» и «Хрустальная Турандот», собрала достаточно противоречивую прессу – от восторженных оценок до полного неприятия. Где правда, на чьей стороне?

«Дядя Ваня» вахтанговцев, получивший «Золотую маску» в 2011 году как «Лучший спектакль в драме, большая форма», в Воронеже был сыгран дважды. И оба раза, собрав переаншлаги, удостоился теплейшего (если не горячего) зрительского приема. Что порадовало. Сама-то я убеждена: постановка Туминаса может вызвать негодование только у человека, не способного отойти от школьного, формального восприятия Чехова, навязанного канонами, «узаконенными» незнамо каким гением. Вспомните убогие наши учебники… Короче: а судьи – кто?

Капризы и требования

Об этом и многом другом шла речь на встрече с актерами и руководством театра Вахтангова, на которую собрались почти все исполнители ролей в «Дяде Ване». В том числе – и очень известные (по «сольным партиям» в кино): Сергей Маковецкий, Владимир Симонов, Владимир Вдовиченков, Людмила Максакова, Галина Коновалова.

– Надо заложить добрую традицию – приглашать новый спектакль театра Вахтангова на каждый последующий Платоновский фестиваль, – предложил для «затравки» Маковецкий. – Нам еще есть что показать. В репертуаре – замечательный спектакль «Ветер шумит в тополях»; очень хочу, чтобы Воронеж его увидел. Володя Вдовиченков там блестяще играет, и Володя Симонов, и Максим Суханов. Хочется, чтобы вы посмотрели и «Маскарад» нашего театра. Сейчас Римас Владимирович приступает к грандиозному произведению Пушкина «Евгений Онегин»; как это будет выглядеть – еще никто не знает. Но в том, что получится что-то неожиданное и фантастическое, я уверен. Так что у нас есть программа и на третий ваш фестиваль, и на четвертый.

Директор Платоновфеста Михаил Бычков признался, что с некоторой опаской ждал приезда вахтанговцев: театр, дескать, цену себе знает. И требования выдвигает соответствующие – мог бы и раскапризничаться невзначай.

– А вот с этого места – поподробнее, – с жаром перебил Маковецкий. – Где это мы капризничали, когда? Требования и капризы – разные вещи. Каприз – это «я хочу авокадо в холодильнике и шторки обязательно в горошек. Нет шторок в горошек – играть не буду»… Слово «каприз» не имеет к нашему театру никакого отношения: поверьте мне, приезжать на два дня в другой город для того, чтобы сыграть два спектакля – это очень утомительно. Приезжать на неделю и сыграть пару спектаклей – пожалуйста! А когда не получается выходных… Если б мы были капризные – никуда не ездили бы. Нам для «Дяди Вани», в принципе, достаточно московской публики, которой сложно попасть на этот спектакль в течение уже четырех лет. Но мы хотим, чтобы его посмотрело как можно больше людей… Извините, что я так отреагировал на слово «каприз»; вообще не люблю это слово по отношению к артистам. «Ах, он капризный!» Нет, мы не капризные, а требовательные: если в номере есть холодильник – он должен работать.

Свой Чехов

На вопрос об оригинальности трактовки чеховской пьесы Туминасом гости отвечали в унисон: ни одного слова, относительно первоисточника, ни одного места действия в спектакле не изменено. О каком «особом» прочтении тогда речь? Чехов, как любой классик, неисчерпаем. Отход от хрестоматийного прочтения образов, прописанных им, был одной из задач, решаемых режиссером. Это – его принципиальная позиция, обусловленная желанием вскрыть подсознательные вещи психологического толка. В силу чего персонажи наделены характерами, в какой-то степени парадоксальными – в театре это всегда интересно.

– Насколько комфортно работалось с Туминасом? – адресовался вопрос актерам.

– У нас не было конфликтов, – ответил за всех Маковецкий. – Чем жестче рамки, которые обозначает режиссер, тем свободнее себя чувствуешь, как ни странно. В этом – театральный и актерский феномен. Рамки – свидетельство того, что режиссер знает, чего хочет; в таком случае работать с ним – невероятное удовольствие. Ощущение Чехова Туминасом – характеров героев, мыслей автора – отчетливое. При том, что Антон Павлович – не тот персонаж, о котором привыкли думать как о мягком интеллигенте в пенсне. Это был очень даже жестокий человек – достаточно почитать воспоминания его сестры, чтобы убедиться… Зовут: «Антоша, иди обедать» – и вся семья ждет целый час. Пока «Антоша» беседует с курсисткой, которая приехала к нему в Ялту. Когда семья уже истекла слюной в ожиданиях – появляется Антон Павлович. Естественно, ему подают обед первому. Он берет ложку – и хватает блюдо об пол: что, кричит, нельзя было подать погорячее?.. Вот такая жесткость – она есть практически во всех чеховских пьесах. Нет там той патоки, к которой все привыкли. Нет того, чего не любил сам Антон Павлович: вот сидя-я-ят, пью-ю-ют чай, ня-я-янька еле шевелит языком… Что за этим стоит? Ничего!

Театральный город Воронеж

– Конечно, при том жестком режиссерском рисунке, который предлагает Туминас, артист находится в рамках его решения, – продолжила мысль коллеги Галина Коновалова. – Но тем не менее, отношения режиссер-актер – это брак по любви, понимаете? И ребенок, который рождается в нем – всегда желанный. Пусть рождается в муках, в семейных скандалах, но все-таки в результате его любят обе стороны – и мама, и папа. Что касается почерка Римаса – да, это очень жесткая, властная рука. Всегда известно заранее, куда тебя сунут. Но! Если доверяешь, хочешь и, простите, немножечко умеешь – обязательно в этом рисунке найдешь себя. И получишь не просто удовольствие, но наслаждение играть в такой заданности. Потому что это не поиски черной кошки в темной комнате – наоборот… Что до оценок из разряда «у вас не тот Чехов» – а кто, собственно, с ним встречался? Кому Чехов объяснил, какой он есть? И что хотел сказать «Дядей Ваней»? Мне кажется, никого из наших оппонентов Чехов не посещал. И с ними не беседовал. Представление же о том, что такое Чехов – у каждого свое. В том числе – у Римаса, который имеет на него право. Чехов – почитайте то, что о нем написано, включая беллетристику – действительно очень неоднозначная фигура. И его произведения дают возможность разного прочтения.

Не обошлось, как водится, без вопроса о воронежском зрителе – насколько он понравился москвичам? Или – не понравился?

– Мы уже после первого спектакля обсудили: насколько важно, что Воронеж – театральный город. В котором – театральная публика, – сделал нам комплимент Владимир Вдовиченков. До вас театр был в Анталии – там тоже проходил фестиваль, но – с другими задачами. Видимо, туристов хотели немножко приобщить к культуре. Так они не на спектакль пришли – на концерт! Все с фотоаппаратами. Начался спектакль – стали безостановочно щелкать. И не очень понимали, почему их просили этого не делать: артист приехал – значит, его надо фотографировать!.. Здесь же с первых минут – а я начинаю спектакль – идеальная тишина, полное единение с залом. Люди внимательно смотрят и слушают; нравится не нравится – вопрос другой; его, наверное, потом обсуждали. А во время спектакля тебе не просто не мешают, а даже помогают играть – своим вниманием. Просто прекрасный зритель в Воронеже, чувствительный, и это очень приятно.