Газета,
которая объединяет

Динамика бронзы и камня

В зале на Кирова выставлены произведения Лазаря Гадаева
Рубрика: Культура№ 63 (1490) от
Автор: Анна Жидких

Мощным явлением II Платоновского фестиваля увиделась выставка скульптуры и графики Лазаря Гадаева – она, открывшаяся в один из первых фестивальных дней, посейчас работает в выставочном зале на Кирова. И по-прежнему «собирает» восторженные отклики зрителей: мастер такого уровня в Воронеже – редкость из разряда реликтовых.

Имя скульптора горожане знали и до появления выставки на Кирова. Одну из его работ – тоже; Лазарь Гадаев – автор воронежского памятника Осипу Мандельштаму. И сожаления по поводу безвременной кончины художника перемежаются с радостью от того, что он успел оставить нам такую замечательную память о себе – рукотворную.

Маленький Мандельштам

«Пластика творений Лазаря Гадаева абсолютно живописна. А творчество его – настоящее, выходящее за пределы материала, вне зависимости от того, камень это или бронза. Скульптуры Лазаря Гадаева надо смотреть пальцами, будто слепой…»

При всем уважении к режиссеру-аниматору Юрию Норштейну, которому принадлежит высказывание, позволю себе усомниться в его правоте. Слово «живописность» применительно к скульптуре Гадаева не кажется мне таким уж комплиментом. В том-то и штука, что именно средствами графики (считается, что скупыми) передано колоссальное внутреннее напряжение каждой из фигурок или композиций (особенно – фигурок). И это напряжение как бы лишено чисто живописных нюансов: они подразумеваются, «читаются» и даже воочию видятся причиной того, что толкало к созданию произведения в его окончательном виде. Но «поверхность» работ лаконична: нерв «пробивается» изнутри. Среди средств достижения такого результата – утонченная пластика, которая, тем не менее, всегда считается с фактурой, внятные, конструктивные ритмы…

Это очень трогательное, несмотря на глобальность и обобщенность, нежное и светлое творчество. О чем, собственно, можно догадаться по памятнику Мандельштаму. Эскиз к нему, кстати, также выставлен на Кирова – он еще более, чем сам памятник, пронзительный. «Больной», надломленный и высокий одновременно (спасибо за подсказку-ликбез воронежскому скульптору Юрию Астапченко).

«Удивительный мастер» – вроде как клише, штамп. Но Лазарь Гадаев с его умной и простой мыслью – действительно удивительный. А уж что руками умел делать…

Знает, что делает

Специалисты считают, что примитивизм изображения и чистота цельной формы, характерные для творчества Гадаева, берут истоки в традициях народной пластики Осетии, где родился художник, в мифологии и поэзии древней аланской культуры. После обучения на художественно-графическом факультете Северо-Осетинского педагогического училища будущий скульптор окончил московский художественный институт им. В. Сурикова. Своеобразное видение мира органично соединилось с принципами московской школы скульптуры XX века.

Да, именно так: природная уникальность, не побоюсь этого слова, вкупе со столичной образованностью, переросшей в эрудицию, сделали свое благое дело. А еще Гадаев был интересным литератором, в чем убеждаешься, прочитав его дневниковые размышления.

«Я всегда стремлюсь освободить человеческую фигуру от скованности. Не случайно одни с одобрением, другие иронически называли меня «мастером по дыркам». Вообще никогда не умел, да и не хотел плыть по течению, работать в русле господствующего художественного направления. Я учился у известного представителя натуралистического академизма Матвея Генриховича Манизера. Он был непримирим к современным поискам, особенно в зарубежном искусстве. Как-то я принес в институт альбом, посвященный творчеству Ренато Гуттузо. Мы все с интересом рассматривали его. Манизер был возмущен. Это, по его мнению, было не высокое искусство, а произвол, забвение традиций. На третьем курсе, когда рассматривали мои опусы, Манизер хотел меня выгнать. Все в нем восставало против моего архаизма, моего стремления обобщать, искать пространственную динамику изображения. А когда наш курс завершал учебу, он сказал: «У меня это единственный студент, который знает, что делает»…

Вороний бог

Благодаря запискам, оставленным Гадаевым, можно узнать и о его творческом кредо, и об отношении к работам коллег. Так, к вопросу о пристрастиях и вкусах легко судить по признанию: «Мне близки представители итальянской школы Артуро Мартини и Фазини. Артуро Мартини – блистательный пример наполненной, активной и при этом плотной, собранной скульптуры, в которой ощущаешь преодоление материала и вместе с тем изысканность несколько суховатой элегантной формы».

Среди композиций Лазаря Гадаева – множество с воронами. Автор пояснял, что ворона как символ по-разному трактуется в мифологии народов мира. В одном случае она знаменует встречу человека с судьбой, фатумом. В другом – конфликт или, наоборот, единение каких-то природных сил. «А природа – я в этом убежден – благо, дарованное человеку…»

Гадаев подчеркивал, что ощущает себя художником-станковистом, поясняя: «Для меня станковое – это когда можно охватить скульптуру руками. В малом размере я не вижу никакой мистики… Люблю большой размер. В нем особая энергетика». И сетовал, будто боясь не успеть разобраться во всех тонкостях своего могучего таланта: «В последнее время прихожу к осознанию того, как трудно в работе скульптора совместить свободу и устойчивость, стремление и обретение…»

Судя по выставке на Кирова, трудно – не значит невозможно.