«Обнесенные» ветром
1988 год отметился резким обострением дружбы народов СССР (началом
армяно-азербайджанского конфликта), опалой Бориса Ельцина, землетрясением в Армении,
нашумевшим письмом Нины Андреевой («Не могу поступаться принципами!»),
небывалым ростом тиража газет и толстых журналов, созданием оппозиционной КПСС
партии «Демократический союз», первым и последним полетом «Бурана», взрывом на
станции Арзамас Горьковской железной дороги (погиб 91 человек, в том числе 17
детей, сотни ранены), выходом закона «О кооперации», резко осложнившим
криминогенную обстановку в стране (рэкет).
Окончание. Начало – в №131.
Тварь дрожащая или право имею?
13 томов уголовного дела, внушительная (только следаков было человек пять) следственно-оперативная группа УВД, УКГБ, прокуратуры, обвинение в бандитизме, выездная сессия Верховного Суда РСФСР, суровые приговоры, один из которых – расстрельный. Широкое освещение в СМИ. Таков, если коротко, видимый актив этой уголовно-процессуальной истории. А теперь – конкретика.
Студент мединститута, мальчик из преподавательской семьи Андрей Залетов на допросе признался: давно одержим идеей бежать из страны. Для чего привлек единомышленников и подручных, заставлял их лучше учить английский, активно заниматься спортом. С декабря 1987 года стали собирать оружие для нелегального перехода границы.
Среди его сообщников – сосед Станислав Верников, самородок-кулибин с восьмилетним образованием, золотые руки которого могли «реанимировать» оружие, добываемое «черным копательством». Он же изготовил чертежи основных деталей гранатомета и заказал их на заводе им. Калинина разным мастерам, которые, возможно, и не догадывались, что они делают за магарычи и деньги. Он же умел мастерить самодельные взрывные устройства с помощью пороха и серы. Спички, кстати сказать, скупались большими упаковками, а Олегу Мосину, еще одному их подельнику, доставалась кропотливая и неблагодарная работа: счищать серу со спичек. Вообще, Олег во всей этой истории был, что называется, на подхвате и побегушках, и «пятеру» в суде схлопотал, можно сказать, «за того парня». Просто он тоже мечтал: уехать в Гонконг и там изучать кунг-фу…
Мечты же и «преступные намерения» Залетова и Верникова, озвученные следователям, были другого полета, более высокого, так сказать.
В Воронеже вроде бы собирались взять банк. Потом уйти за кордон. Первоначальный летный вариант – захватить Ан-2 – затем поменяли на сухопутный, выбрав участок советско-финской границы. Уже за бугром планировали ограбить какого-нибудь миллионера, прикупить банановый остров, построить на нем поместье, пригласить туда известных ученых, чтобы заняться созданием сверхчеловека. Больше того – теорией и практикой преобразования несовершенного мира.
Бред, скажете вы? Однако тот же Залетов, судя по материалам дела и публикациям, во все это верил и готовился раздавать интервью, встречаться с корреспондентами ведущих западных СМИ. «Поверили» в это и «корреспонденты» из УВД и УКГБ, а также – «читатели» из прокуратуры и суда.
Материальным подтверждением беглых намерений, помимо оружейного арсенала, стали изъятые при обыске акваланг, два журнала «Вокруг света» со статьями о Сайменском канале (судоходный канал между озером Сайма в Финляндии и Выборгским заливом в СССР) и советско-финской дружбе, чертеж приборной доски самолета Ан-2, показания об уроках пилота-инструктора.
Еще одна «весомая» улика – зеленая тетрадь, обнаруженная при обыске у Залетова. Там были довольно пространные цитаты из Ницше, Шопенгауэра, Фрейда – о природе суперчеловека, который «ради всеобщего блага» не страшится преступить закон.
Все эти «артефакты» вошли в протоколы допросов, очных ставок, нашли отражение в объемном обвинительном заключении и суровом вердикте.
Конкретные планы преобразования «несправедливого мира» мне не ведомы. Скорее всего, у Залетова и компании их и не было. Возможно, что планы эти – еще одна легенда, только озвученная уже обвиняемыми, некая красивая обертка их банальных замыслов свалить за бугор в поисках красивой жизни.
Впрочем, это было время больших ожиданий больших перемен, вызванных тем, что принято называть ПЕРЕСТРОЙКОЙ. Замечу, перестроечной лихорадкой тогда заболели многие, в том числе и ваш покорный слуга. Помнится, как за «рюмкой чая» в очередном кружке «младореформаторов» мы бурно дискутировали о дальнейших путях развития страны, строили наполеоновские планы борьбы за власть в регионе. Сегодня все это выглядит, мягко говоря, наивно, но тогда…
Намерения намерениями, справедливо заметит читатель, но только их к обвинительному заключению и приговору не пришьешь, где же реальные поступки «банды» Залетова? Почему трем «фантазерам» был предъявлен бандитизм, 77-я УК – редкая статья во времена позднего СССР? И причина этого, конечно, не только в том, что ребятки сумели вооружиться до зубов…
В декабре 1988 года Залетов вместе с сестрой Верникова – Натальей Авдеевой ограбил и убил в Москве на ул.Мира содержательницу притона Г. и оказавшуюся там проститутку З.
Авдеева ранее работала в эскорт-услугах в Москве, знала эту квартиру, где был приют для иногородних соискателей сексуальных утех. Там, пообещала она, можно «приподнять» немалые «бабки», а в деньгах Залетов и компания – с учетом своих далеко идущих забугорных намерений – очень нуждались.
Залетов и взял на дело Авдееву, с ее помощью он зашел в хату. План поначалу был такой: представиться очередным клиентом, усыпить «старуху-процентщицу» и завладеть «незаконно нажитыми» средствами. У сообщников были снотворное и нож, который прихватили «на всякий случай». Пока Залетов занимался проституткой, Авдеева на кухне гоняла чаи с хозяйкой…
Однако снотворное не подействовало – пришлось пытать, убивать... С проституткой З. расправились как со случайным свидетелем. Но денег, сколько рассчитывали, там не нашли, взяли, можно сказать, копейки. Вот вся злость и ушла в нож: на трупе содержательницы притона оперативники потом обнаружат свыше 40 ранений…
Согласитесь, сюжет – прямо по Достоевскому (вспомните про зеленую тетрадь студента Залетова). При подготовке этого очерка я перечитал «Преступление и наказание». Конечно, не весь роман, а ту его часть, где между студентом Раскольниковым, судебным приставом Порфирием Петровичем и девицей легкого поведения Сонечкой Мармеладовой разворачивается знаменитая дискуссия «Тварь ли я дрожащая или право имею?». Во время спора убийца излагает свои мысли о «праве на преступление» для «необыкновенных» людей. Раскольников, как известно, поначалу искал материального могущества не из тщеславия, а чтобы помочь людям, погибающим в нищете и бесправии. Однако рядом с этой идеей существовала и другая – «наполеоновская», которая постепенно вышла на первый план. Родион делил человечество на «...два разряда: низший, то есть на материал, служащий единственно для зарождения себе подобных, и собственно на людей, то есть имеющих дар или талант сказать в среде своей новое слово». Второй разряд, меньшинство, призван властвовать и повелевать, первый – «жить в послушании и быть послушными».
Согласно теории Раскольникова, он имел право перешагнуть через любые препятствия, если исполнение его идеи («спасительной, может быть, для человечества») того потребует.
Достоевский «привлек» к мужскому спору и Сонечку Мармеладову: «Мне надо было узнать тогда, и поскорей узнать, вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли я переступить или не смогу! Осмелюсь ли нагнуться и взять или нет? Тварь ли я дрожащая или право имею... «Убивать? Убивать-то право имеете?» – всплеснула руками Соня».
Почти не сомневаюсь, что студент Залетов не раз перечитал эту часть знаменитого романа.
…Московское двойное убийство несколько месяцев оставалось нераскрытым – вплоть до задержания в Воронеже группы Залетова. Кстати, первым на третий день «поплыл» Верников. Так в деле появилась Авдеева…
Другие акценты
Конечно, двойное душегубство – преступление тягчайшее, однако только оно – даже вместе с хранением и ношением оружия – на бандитизм явно не тянет.
Замечу, пока речь шла об оружии и убийствах, следствие вели милиция и прокуратура. Но, как только замелькал «банановый остров», дело для дальнейшего производства передали в УКГБ. И следствие предсказуемо стало приобретать ярко политическую окраску. Процитирую журнал «Огонек».
«4 апреля 1989 года, допрос. Следователь УКГБ Александр Жданов:
– Оказавшись за рубежом, кто-нибудь из вас планировал проведение каких-либо действий, направленных на подрыв государственной мощи СССР, интересов нашего государства?
– У вас было намерение установить контакт с западными антисоветскими центрами? С западными спецслужбами?
Ответы все отрицательные, но Жданов гнет свою линию:
– В конце концов вы все равно попали бы в поле зрения разведки той или иной страны, вас бы стали вербовать, стремились бы вы получить какие-то сведения?
В тот же день Жданов проводит очную ставку Залетова с наводчицей на московский притон Авдеевой. Но не только этот эпизод интересует бдительного чекиста:
– Вам известны случаи, когда Залетов и Верников совершали какие-нибудь антисоветские поступки? Не допускались ли при вас какие-нибудь враждебные высказывания в наш адрес? Выражали ли они открытое недовольство советской действительностью?
Наверняка, если бы Жданов получил от Авдеевой или кого-то еще интересующие его подтверждения, то дополнил бы обвинение еще действовавшими тогда антисоветскими статьями 70 и 190-1 УК».
И в итоге сроки, очевидно, были бы еще большими. Хотя Залетов и так получил «вышак», долго сидел в камере смертников, но потом был помилован: вместо расстрела – двадцать лет особого режима. Авдееву приговорили к 11 годам.
Ну ладно Залетов и Авдеева – на них убийства, а вот за что девять лет схлопотал Верников и пять – Мосин? За умысел? За намерения? Похоже, что так. Кстати, пока шло расследование, в одной из местных газет публиковались письма трудящихся с требованиями задержанных «расстрелять без суда и следствия», «четвертовать», а также подвергнуть иным мерам радикального вразумления, с подписями типа «мать четверых детей» или «слесарь шестого разряда».
Параллельно происходила и правозащитническая деятельность. Письма поборников прав человека, которые сомневались в причастности Залетова и Авдеевой к московским убийствам, тоже были пафосными и подписывались инкогнито, к примеру «писатель с 25-летним стажем». Впрочем, очевидцы говорили, что их несколько раз ставили в набор, но в последний момент заменяли какими-нибудь спортивными новостями.
И все-таки: почему столько шума возникло вокруг этого дела, казавшегося банальным даже многим его современникам, не говоря уж о представителях нынешнего циничного поколения?
Один из тогдашних руководителей УКГБ так тогда ответил на соответствующий вопрос назойливого корреспондента из Москвы: «Народ устал от разгула преступности и беспомощности правоохранительных органов. Народ надо успокоить, обнадежить, чтобы поверил в способность чекистов противостоять оргпреступности».
То есть надо было понимать, что этой преступности в Воронеже крепко дали тогда по зубам, и она притихла?
…Начало марта 1990 года. В Воронеже хоронили Вячеслава Брыча, мясника с Центрального рынка. Но по траурному кортежу сразу и не подумаешь, что мясника: десяток автобусов, 72 (менты посчитали) легковые машины. На перекрестках – крепкие мальчики в кожаных куртках. Регулировали движение вместе с гаишниками.
В день похорон – траур: в видеосалонах никакой порнухи, развлекаловки. Без ламбады в ресторанах.
Могила – на престижном кладбище. Оркестр, горы живых цветов. Много венков: «Славику от друзей». Прощальные речи: «Мы отомстим, смерть за смерть!»
А убил Брыча, как говорили тогда, обычный мужик, который жил от получки до получки. Летом подрядился на юге сады охранять, заработал пять тысяч, а растрепался, что – 20. Брыч в другой своей жизни занимался рэкетом и когда про это прознал, наехал: часть бабок гони! Мужик уперся.
Два дня его пытали – как дома, так и с выездом на природу. Пришлось припугнуть детьми: одному из них годик был, а другому – четыре.
Мужик тогда озверел, взял ружье и при встрече лупанул Брычу в сердце из двух стволов...
Убийцу «криминального авторитета» не арестовали, а спрятали куда подальше. Фамилию тщательно скрывали. Что дальше с ним делать – не знали. В милиции и прокуратуре многие им недовольны были: этот «чертов стрелок» всю оперативную разработку испортил – оба генерала, Резниченко и Борисенко, считали Брыча если не отцом здешней мафии, то его старшим сыном.
Журналист одного из СМИ тогда спросил следователя:
– Что ж теперь с этим человеком будет?
– Как что: убьют…
