По стопам Венички

Что, скажите, в земной нашей жизни способно вызывать привязанность – простую, но неистребимую? Ну, кроме общезначимых вещей – типа родового гнезда, альма-матер и т.п.? Вот так, чтобы при взгляде на эту «натуру» – прекрасную, ужасную, симпатичную, неказистую, любую другую – горло перехватывало?..

Трудное детство

К чему это я? А к выставке «Привязанности» в авторстве московского художника Андрея Кузькина, которую показывает нынче воронежская галерея современного искусства «ХЛАМ». Упредят разговор о ней две ремарки. Первая: чем с большим количеством авторов, представляющих означенную сферу, я знакомлюсь – тем меньше, увы, находок, достойных внимания. Эпигонства и самонадеянности, не подкрепленной творческим ресурсом, хватает везде – в этом смысле современное искусство от традиционного ничем не отличается. И раздражает никак не меньше, чем сусальные колосья с березами. Поэтому знакомство с оригиналом Кузькиным, человеком думающим и ищущим – уже момент плюсовой.

Оговорка вторая: скандального перформанса с обнажением художника, возбудившего «критиков» известного пошиба, я не видела. Поэтому суд над ним, бессмысленный и беспощадный – за скобками этого материала, уж увольте. Думаю, впрочем, что «голое» зрелище удовольствия не доставило бы: каждому, как известно, свое, и лично меня привлекают альтернативные формы самовыражения.

А вот «Привязанности» оцениваю с большим уважением к их создателю – и не только с учетом первой ремарки. Дело в том, что в плане выбора своих «привязанностей» Кузькин оказался родственной душой. Ну, не греют меня респектабельные проспекты мегаполисов, массовые гулянья с пивом в руках и прочие достижения парадной современности. А вот всяческие задворки – извитые проулки, облезлые стены заводов, приказавших долго жить, но еще не стертых с лица земли, фрагменты промышленного мусора и иже с ними – почему-то из любого контекста выхватываются зрением как нечто родное. И – живое, в отличие от мраморных лестниц и т.п. Недаром же фиксируются памятью эти «безобразия» – случается, на всю жизнь. Может, потому, что детство мое прошло «под боком» завода СК? Не знаю. Но разве важна причина того, что та или иная данность становится «твоей»? Вряд ли.

С чистого листа

Итак – Андрей Кузькин. Родился в 1979 году в Москве. Окончил Московский государственный университет печати по специальности «Художественное и техническое оформление печатной продукции». Впервые обратил на себя внимание критиков и кураторов в 2008 году: в арт-лагере «Веретьево» показал инсталляцию «Место, где никто не беспокоит» и перформанс «По кругу». Последний стал событием: в течение нескольких часов Кузькин кружил по бассейну, заполненному жидким бетоном, привязавшись веревкой к закрепленному в центре колышку. Перформанс продолжался до тех пор, пока у автора оставались силы месить ногами застывающий бетон. Акция была жестом солидарности с людьми, которым приходится нести на себе тяжесть повседневного существования.

В том же году Кузькин показал перформанс «Пространственно-временной континуум» в Stella Art Foundation: в течение семи часов 43 минут проводил, не отрывая руки, на стене карандашную линию. Этот опыт крайней концентрации, самоотдачи и полного слияния с процессом «рисования линии», не имеющим функциональной цели, художник считает для себя важным и готов его повторить.

Далее были не менее эпатажные проекты, о которых много писали и спорили. «Герои левитации» – инсталляция из слепленных из хлеба четырехметровых человеческих фигур, стоящих и сидящих в неловких позах. Размоченный хлеб, перемешанный с солью – традиционный материал для лепки, используемый зэками. Кузькин подчеркнул родство между «тюремной глиной» и телесной субстанцией: хлеб – живой продукт, он родился из земли и не вечен. Он подвержен временным деформациям, «стареет» и разрушается, подобно всем нам (поэтому «хлебные люди» Кузькина – не скульптурные объекты в классическом понимании термина; в них слишком много человеческого).

В перформансе «Все, что есть – то мое» автор пролежал четыре с лишним часа в стеклянном «саркофаге», покрытый с ног до головы латинскими диагнозами болезней различной тяжести (предварительно с его тела был снят весь волосяной покров). А самый радикальный проект «Все впереди» заключался в том, что все имущество Кузькина – картины, объекты, ассамбляжи, инсталляции, сотни графических листов из его мастерской, а также постель, посуда, книги, кисточки, краски, компьютер, обувь, одежда и прочее – было сложено в 58 металлических коробов и заварено. На 29 лет. Последний короб, 59-й, заваривался в присутствии зрителей: Андрей последовательно уложил туда фотоаппарат, сделав последний снимок, мобильный телефон, паспорт, одежду, которая на нем была, список замурованных во все короба вещей, зачитанный публике, и волосы, состриженные в ноль в процессе чтения этого нескончаемого списка... Такое вот избавление от совокупной земной ноши – ради стремления жить дальше с чистого листа.

Укрощение хаоса

А что же в «ХЛАМЕ»? Старые дощатые ящики, сложенные пирамидой на полу, окаменевшая глыба масляной краски, причудливой формы деревяшка, комок полимерной пленки... И – фотографии на стенах (рисунки там тоже есть, причем вполне себе традиционные): городские пейзажи с останками складов и им подобных подсобок, сдобренные табличками. На каждой – фотка объекта, за которые зацепился авторский взгляд, установленная в непосредственной близости от этого самого объекта: крупный план очередной «привязанности».

Найдены и сделаны все выставочные экспонаты в Воронеже. Прежде чем открыть выставку, Андрей жил в нашем городе две недели. Активно его исследовал, сосредоточившись на промзонах: сердцу не прикажешь...

– Я попал в Воронеж впервые и совершенно не представлял, что буду тут делать, – рассказал Кузькин. – Ходил по городу и искал то, что свяжет меня и жизнь вокруг. Реальность. Какие-то зацепки, но – не на бытовом уровне. Понятно, что мы все связаны необходимостью есть, спать, ходить в туалет – это первичный уровень привязанности к жизни, физический. Я же искал другой. Размышлял о реальности и роли художника в ней, роли, которая случайно мне досталась. Через семь дней сформировались два ряда визуальных образов, каждый состоит из семи элементов. Один – фотографии, второй – материальные объекты, которые нашел на улице. Также я решил выполнить рисунки этих объектов. Процесс рисования с натуры крайне материален: карандаши, краски и твоя рука формируют практически на физическом уровне связь между тобой и куском материи.

Отчасти действия Андрея Кузькина воспринимаются как укрощение хаоса – доморощенное и конструктивное. Почему-то вспомнился Веничка Ерофеев с его славным мироощущением. Интересно, что в нашем разговоре с Андреем (о несвободе) тот же Веничка и возник, светлая ему память...

– Для меня «лучший» – это всегда «другой», – резюмирует впечатление от личности Кузькина директор «ХЛАМа» Алексей Горбунов. – А «другой» – человек, у которого в сто раз меньше, чем у обычного, благоразумия. То есть поэт. Один из осуществленных проектов Андрея Кузькина – трехметровой высоты камень скальной породы, в который засверлена металлическая ось, вращающаяся при помощи велосипедиста, днями и часами сидящего на пристроенном к камню велосипеде. Цель – нагреть камень. Есть ли более красивая и точная история жизни человека?..