Окопная правда

Величие подвига, совершенного нашим народом в годы Великой Отечественной войны, я начал осознавать не только в школе на уроках истории, но и из рассказов в своей семье.

Невыдуманные истории

Осознание выпавших на то поколение трагических испытаний многократно усилилось во мне в семье моего тестя – Григория Васильевича Калинина. В 1943 году, через месяц после своего 18-летия, не дождавшись повестки, он добровольно явился в тамбовский военкомат. Воевал связистом на Украине, брал Кенигсберг, с боями прошел Польшу, Германию. После войны служил в Белоруссии. Окончив военное училище, был направлен в Прибалтику, затем в Ярославскую область. Из Сибири попал на Байконур, где создавал ракетно-ядерный щит нашей Родины. Многочисленные его награды, в том числе орден Великой Отечественной войны 2-й степени, медали «За боевые заслуги», «За отвагу», «За взятие Кенигсберга» и другие, говорили о том, что воевал и служил Григорий Васильевич с честью, достойно. В отставку ушел в звании майора. В 1971 году перебрался в Воронеж.

Дед, как я его любовно называл, каждый год 9 мая собирал у себя в небольшой двухкомнатной квартире на пятом этаже гостей, чтобы отметить святой для него праздник – День Победы! Это был день воспоминаний и фронтовых песен со слезами на глазах. Воспоминаний солдата, пережившего смерть своих товарищей, сам смотревший не раз ей в глаза. Его рассказы отличались от советского официоза конкретной, порой жестокой, а порой и с юмором, но всегда жизненной до осязания правдой, поражающей фактами и деталями. Именно его солдатская, окопная правда проникала в мое сердце и сознание болью и скорбью, радостью и святостью Великой Победы!

Первый раз мы вместе с Дедом встретили 9 мая в 1982 году. Последний раз – в 2010 – 65-летие Великой Победы! Ему тогда шел 86-й год. Он болел. И не пошел, как обычно в этот день, на Чижовский плацдарм, где многие годы возлагал к монументу защитникам Воронежа гвоздики. Затем молчаливо обходил под скорбно звучащий реквием зал Памяти, вчитываясь в фамилии, высеченные на его стенах. Но, как всегда, по многолетнему обычаю мы, его дети и внуки, приехали к нему, чтобы поздравить, посидеть за праздничным столом, послушать его воспоминания.

После нескольких выпитых рюмок (первая – за День Победы, вторая – за павших, не стукаясь, третья – за Деда, а в его лице за всех ветеранов) за столом начинался разговор, всегда эмоциональный и несколько сумбурный. Я же ждал, когда дойдет очередь до Деда. Я был уверен, что и на этот раз он расскажет интересные факты из фронтовой жизни. Дед был хорошим рассказчиком, а главное – выбирал такие невыдуманные истории, которые не изучались в школе и редко публиковались в печати. На первый взгляд они казались не патриотичными и не героическими, но настолько реально отражали будни войны, окопную правду, что всегда слушались с нескрываемым интересом и вниманием.

Мне сегодня искренне жаль, что я не записывал рассказы Деда по горячим следам. Многие детали его воспоминаний стерлись из памяти. А уточнить сегодня уже не у кого. Но те мысли и переживания, которые рождались из общения с ним, останутся во мне навсегда. Как и гордость за подвиги отцов и дедов, за их Великую Победу, добытую ими в кровопролитнейшей войне. И чувство неоплатного долга перед поколением, вынесшим на своих плечах нечеловеческие трудности.

Надеюсь, что воспоминания Калинина Григория Васильевича найдут такой же отклик и в сердцах читателей «Берега».

Без единого выстрела

Это было в Польше, в 44-м году. Наша дивизия успешно наступала. В то время уже вышла директива Верховного главнокомандующего Красной Армии, товарища Сталина: во время прорывов не давать немцам опомниться, гнать безостановочно, обходя узлы сопротивления. А у не захваченных с ходу небольших городов оставлялось необходимое количество войск для подавления сопротивляющихся гарнизонов. Из донесений разведки наше командование знало численность гарнизона и то, что этот польский городок с населением около 200 тыс. жителей обороняют эсэсовские части.

Командир полка через парламентеров предложил гарнизону сдаться, чтобы избежать лишнего кровопролития и разрушений. При этом немцам гарантировалось сохранение жизни, оказание раненым медицинской помощи, офицерскому составу оставляли даже холодное оружие. Немцы ответили отказом. Комполка решает оставить один батальон, порядка 250-300 солдат, взвод танков – три тридцатьчетверки и батарею сорокопяток – четыре пушки.

Полк двинулся дальше. Оставшийся у городка комбат решил посоветоваться с командирами танкистов и артиллеристов, как с наименьшими потерями разгромить противника и когда это лучше сделать. Долгой осады не получится. На все про все по приказу отводилось три дня…

Стоят два старлея возле комбатовского «виллиса» – и слушают майора. Что-то предлагают сами. И тут в разговор встревает водитель комбата:

– Товарищ майор, разрешите обратиться.

– Что тебе, сержант?

– Хотите, я один их в плен возьму, только помогите с материалом.

Командиры с удивлением посмотрели на сержанта.

– Сиди и кури. Тоже мне, Суворов нашелся, – недовольно ответил комбат.

Совещаются дальше. Сержант не выдерживает:

– Зря вы так. Предложение мое дельное.

– Ну, давай, давай излагай.

При этом майор, наверное, подумал: опозорит еще меня мой же подчиненный.

– Предлагаю запросить у комполка машину с необходимым количеством колючей проволоки, деревянные столбы и саперную роту. Ночью обнести городок ограждением в один ряд, оставив несколько проходов под прикрытием пулеметов и автоматчиков. По всему периметру развесить на немецком и польском языках плакаты: «Внимание! Внимание! Лагерь военнопленных! Выход строго воспрещается! Гражданскому населению необходимо зарегистрироваться в советской комендатуре, расположенной за городом! Проходы открыты с 8 до 20 часов!»

Неожиданная идея офицерам понравилась. По рации комбат доложил командиру полка. На следующую ночь все так и было сделано. С утра по громкоговорителям начали объявлять о том, где и как регистрироваться населению.

Через сутки немцы, осознав свое безвыходное положение, выбросили белый флаг. Вот так, без единого выстрела, был взят польский городок Цеханув.

– А сержанта, дедушка, наградили? – спросила моя дочь.

– Врать не буду. Не знаю. Но думаю, – подытожил Дед, – что наградой сержанта не обошли за проявленную смекалку и сохранение жизней своих товарищей и гражданского населения.