«Европейский суд – не самоцель»

В декабре 2015 г. судья Ленинского райсуда Воронежа Юрий Спицын отказал в удовлетворении заявления зарегистрированного в Воронеже «Центра защиты прав СМИ». В нем юристы Центра просили признать незаконным решения Минюста о признании его деятельности политической и о включении его в реестр «иностранных агентов». Впрочем, по мнению директора Центра Галины Араповой, иного результата и быть не могло – процесс, считает она, был бесперспективным изначально. Причем, проигрыш этот лежал отнюдь не в правовой плоскости. Для чего в таком случае было нужно ввязываться в тяжбу?

Об этом Галина Юрьевна рассказала в интервью «Берегу». В беседе мы будем использовать обращение на «ты» и по имени. Ведь для подавляющего большинства воронежских журналистов, как и автора интервью, Галина Арапова – не просто известный медиаюрист, а друг и помощник, много раз выручавший во время споров с чиновниками и бизнесменами, несогласными с публикациями, посвященными их персонам. Поэтому и выход интервью в номере накануне профессионального журналистского праздника – отнюдь не совпадение.

«Агентский» вопрос

– Если вкратце, то в чем заключалась суть последнего процесса, завершившегося в начале декабря не в пользу Центра?

– Мы пытались обжаловать акт проверки, проведенной региональным управлением Минюста, и решение федерального Министерства юстиции, основанное на этом акте – о включении нашей организации в реестр «иностранных агентов». По сути, это – единственная законная процедура, позволяющая нам высказать свое несогласие с принятым решением, которое, мы убеждены, было абсолютно политизированным, спущенным «сверху» во все регионы. Поэтому где-то в этот реестр включили экологические организации, где-то – фотоклубы, а в Воронежской области – нас.

– Говорить о том, что это спущено «сверху», сейчас модно. Это – твое ощущение, или есть определенные факты, говорящие об этом?

– Во-первых, есть, конечно, данные, полученные из собственных источников. Их раскрывать я не буду. Но есть и открытая информация. Например, письмо, разосланное в региональные управления министерства юстиции заместителем министра Герасимовым, в котором было дано задание провести на местах проверки по выявлению организаций-«иностранных агентов». На это письмо ссылался и местный Минюст в суде. Ведь за два года, прошедшие с момента принятия соответствующего закона, в реестр силами прокуратуры было включено лишь порядка 10 некоммерческих организаций (НКО), хотя проверка затронула свыше 400 НКО. И сразу после этого ЦУ замминистра реестр расширился примерно в десять раз – менее, чем за год!

– То есть, включение вас в этот реестр обусловлено федеральной тенденцией?

– Прежде всего, да. Под определение «иностранного агента» подпадает организация, получающая иностранное финансирование и занимающаяся политической деятельностью. То есть, либо участвующая в политических акциях (или организующая их), либо формирующая общественное мнение, направленное на смену государственной политики. Понятно, что основным критерием здесь являлось иностранное финансирование.

В Воронежской области было две организации, имевшие финансирование из зарубежных источников: это мы и коллеги из «Дома прав человека», связанного с деятельностью известного правозащитника Андрея Юрова. Но они, похоже, вывели данные средства из бюджета НКО, соответственно, «Центр защиты прав СМИ» остался единственной организацией, подпадающей под данный критерий.

Эфемерная политика

– Но второй критерий – он же не менее важный…

– Вот в нем и вся загвоздка. Управление Минюста по Воронежской области, проводя проверку нашей организации, в качестве доказательства формирования мною общественного мнения использовало, прежде всего, мои выступления в СМИ, где я как эксперт комментировала те или иные изменения в законодательстве, отдельные судебные дела. Но, извините, это – нормально, когда журналисты берут комментарий по поводу законодательных новаций у юриста-практика, 20 лет специализирующегося на делах данной направленности. О какой политической деятельности здесь может идти речь?!

Причем, если почитать выдержки из акта проверки, то становится просто смешно. В качестве примеров формирования общественного мнения упоминались даже мои ссылки на… Конституцию Российской Федерации!

– Однако в своих комментариях ты нередко критикуешь принимаемые на уровне Российской Федерации законодательные акты. Разве это – не формирование общественного мнения?

– Понимаешь, запрета на критику в нашей стране нет. Более того, в законе об «иностранных агентах» написано, что формирование общественного мнения для признания его политической деятельностью должно иметь целью изменение государственной политики. А это – вещь совершенно эфемерная.

– И как вы пытались доказать, что не занимаетесь политической деятельностью?

– Разными способами. Пригласили даже эксперта – ведущего политолога страны из Санкт-Петербургского филиала Высшей школы экономики, председателя диссертационного совета по политологии, доктора политических наук Александра Юрьевича Сунгурова. Он объяснил, что из-за закрытости советской политологии как науки, в постсоветское время политологи начали использовать международную терминологию, два определения из которой – politics и policy – были переведены на русский язык одним словом «политика». Хотя собственно политическую деятельность, которой занимаются, например, политические партии и которую пытаются приписать нам, обозначает лишь первое из них. Наша же деятельность относится ко второму термину, который означает «общественный контроль над деятельностью государства, работа общественных организаций, направленная на решение общественных проблем с апеллированием к государству как к арбитру». То есть, это – не политика как таковая, это – задача гражданского общества, о построении которого так любят говорить на высшем уровне.

Но размытость термина в нашем законе как раз и делала наши попытки доказать свою правоту обреченными на неудачу. Ведь его можно повернуть как хочешь.

Финансовый тупик

– С иностранным финансированием, как я понимаю, вы даже не спорили?

– Мы его никогда и не скрывали. Скажу больше: только благодаря этим источникам мы могли продержаться в течение 20 лет. Объясню, почему.

В 1991 г., когда в стране начало развиваться гражданское общество, здесь было много российских, иностранных и международных правительственных, межправительственных и частных благотворительных организаций, финансировавших данную деятельность. Посуди сам: если, например, «Комитет солдатских матерей» судится с Министерством обороны, наивно предполагать, что эту деятельность станет оплачивать российский бюджет. Сами жалобщики часто бывают не в состоянии позволить себе услуги адвоката, а людям, защищающим их интересы, нужно платить заработную плату. И на эти цели как раз расходовались средства благотворительных организаций.

Более того: на уровне РФ существовал перечень из 127 международных фондов, благотворительная помощь которых освобождалась от налогообложения. А налоговое законодательство содержало в себе норму, по которой частная организация могла выделять до 3% от прибыли на благотворительность, и эти деньги также освобождались от налогообложения.

Что произошло потом? В перечне из 127 организаций оставили только 12. Налоговую льготу отменили. Российские благотворительные организации позакрывались – многие из них были аффилированы с крупным бизнесом, на который началось давление из-за поддержки структур гражданского общества. Соответственно, оставшиеся некоммерческие правозащитные организации могли рассчитывать исключительно на поддержку иностранных фондов.

– А разве в России нет подобных источников финансирования?

– Есть кремлевский конкурс «Гражданское достоинство», который уже три или четыре года выделяет соответствующие гранты. Но мы не можем в нем участвовать – я вхожу в состав его жюри. Если мы подадим туда заявку, возникнет конфликт интересов. Причем сумма, которую мы могли бы получить при одобрении этой заявки, не покрыла бы наши потребности. Так что у нас нет иного выхода, как только пользоваться зарубежными средствами.

«Дотрепыхаться» до Европы

– Как я понимаю, в суде все это тоже было озвучено, но безрезультатно?

– А какого результата ты ожидал? В процессе было четко видно, что все и все прекрасно понимают. Но какой смысл в этом понимании, если есть соответствующая директива? Я четко уверена: решение, принятое по нам, лежит не в правовой, а в политической плоскости.

Слава Богу, что в Воронеже была создана хоть видимость судебного процесса. Да, проводился он в неприспособленном помещении, журналистам приходилось сидеть на полу, в проходе, коридоре. А ведь среди них были и те, кому за 70! Но! Само дело рассматривалось в ходе нескольких заседаний, проводились экспертизы, заслушивались свидетели, и некоторые даже надеялись, что судья вынесет справедливое решение. Хотя надеяться на это было наивно – в Москве, например, были случаи, когда подобные решения выносились за пять минут…

– Но если итог был предрешен, то зачем все эти «трепыхания»?

– Во-первых, как я уже говорила, это – единственный способ высказать свое несогласие с навешиванием на нас ярлыка «агента». Во-вторых, я очень надеюсь, что люди, принимавшие участие в процессе «на той стороне», о чем-то призадумаются. Ну, и в-третьих, мы собираемся дойти вплоть до Европейского суда по правам человека – а для этого нужно пройти все инстанции российского правосудия.

Впрочем, ЕСПЧ – не самоцель, поверь мне. Общая емкость выносимых этим судом решений составляет две-две с половиной тыс. в год, и только от России там сегодня находится порядка 120 тыс. жалоб. За время рассмотрения нашей жалобы нас, возможно, уже вынудят ликвидироваться! Но я все же надеюсь, что на каком-то этапе обжалования государственная машина повернется и в другую сторону. Нашу жалобу в суде, например, обещала поддержать уполномоченный по правам человека в РФ Элла Александровна Памфилова.

Да и вообще, вера в российское правосудие у меня еще осталась…

– А есть ли смысл в ЕСПЧ – после принятия закона, обозначающего приоритет российского законодательства над международным?

– Этот приоритет – во многом передергивание со стороны федеральных СМИ. Да, был принят закон, наделяющий Конституционный суд правом выносить решения о неисполнении тех или иных решений международных инстанций. То есть, речь не идет о необязательности всех решений Евросуда. Конституционный суд в отдельных случаях может сказать – вот это решение Евросуда России не обязательно исполнять, как, например, по делу ЮКОСа, по которому страна должна выплатить почти 2 млрд евро компенсации. Но и это, конечно, правовой нонсенс. Если страна берет на себя те или иные международные обязательства, она должна их исполнять. Либо – выходить из соответствующих договоров. И к чему может привести выборочное исполнение решений – сложно предположить.

В поисках шпионов

– В прошлом году в поддержку «Центра защиты прав СМИ» выступил губернатор Алексей Гордеев, ряд других авторитетных людей региона. Но наверняка есть и те, кто активно способствовал нагнетанию негативного фона вокруг Центра?

– Тут есть явления очевидные – например, с каким рвением взялся за наше дело начальника регионального управления Минюста Владимир Орлов. Его сотрудники исполняли поручение истово. Во многом из-за личной позиции руководителя, сопряженной со страхом любого инакомыслия и критики – это отлично читается в акте проверки.

А вот журналисты и другие осведомленные источники неоднократно говорили, что эту ситуацию в своих интересах использовал и бывший начальник Воронежского УФСБ Александр Клопов.

– Но Клопова в местном УФСБ уже нет…

– Так дело уже сделано. Не пойдут же они на попятную. Это – психология служивых людей: выполнив приказ, отстаивать его правоту до конца. Плюс – особенность менталитета. Они реально убеждены в том, что ловят шпионов, даже создали рабочую группу по выявлению «иностранных агентов», в которую вошли сотрудники управления Минюста, УФСБ и Центра по борьбе с экстремизмом регионального ГУ МВД. Но они не понимают, что «охота на ведьм» – лишь видимость обеспечения государственной безопасности. Особенно – в условиях, когда поднимает голову национализм, остаются нерешенными проблемы национальных диаспор, нарастает социальная напряженность в обществе и т. д.

Впрочем, я и тут остаюсь оптимистом и надеюсь, что когда-нибудь им станет стыдно за то, что они делают сегодня…

Справка

Центр Защиты Прав СМИ – некоммерческая организация, основной целью которой является защита прав редакций СМИ и правовая защита журналистов, содействие в становлении в России института свободы слова и свободы выражения мнения. Центр располагается в Воронеже, но, по сути, является единственной организацией, оказывающей правовую помощь журналистам из всех регионов России. представляя интересы журналистов в Европейском Суде, Совете Европы, признан экспертной организацией в области защиты прав журналистов и в целом свободы слова.

Галина Юрьевна Арапова возглавляет Центр Защиты Прав СМИ с момента создания в 1996 г. Эксперт в области информационного права, автор более двух десятков книг, многочисленных статей по проблемам российского права СМИ, законодательству о диффамации, неприкосновенности частной жизни, и практики применения Европейской Конвенции в области свободы выражения мнения, диффамации, соавтор комментария к Закону РФ «О средствах массовой информации».

Преподаватель факультета журналистики Воронежского госуниверситета, лектор Шведского Государственного института повышения квалификации журналистов – FOJO (г. Калмар, Швеция), член правления международной организации «Артикль 19» (Всемирная кампания за свободу выражения мнения), член кафедры ЮНЕСКО по авторскому праву и другим отраслям права интеллектуальной собственности при Институте международного права и экономики имени А.С. Грибоедова (г. Москва), эксперт Совета Европы, член Попечительского Совета Фонда Защиты Гласности, председатель Общественного совета при ГУ МВД по Воронежской области, член Воронежской Городской Общественной Палаты, член Европейского экспертного совета медиаюристов по вопросам защиты прав журналистов в Европейском суде.