Газета,
которая объединяет

«Наша профессия – это ад!»

Актриса Юлия Рутберг – о творческом росте, коллегах по цеху и секретах закулисья
Рубрика: Культура№78 (2153) от 20 / 10 / 2017
Автор: Марина Хоружая

На прошлой неделе на сцене Воронежского концертного зала зрители увидели эксцентрическую комедию по пьесе Ганны Слуцки «Маньяк». Спектакль «Привет, маньяк» привезли в столицу Черноземья известные артисты – Андрей Ильин и Юлия Рутберг, актриса с удовольствием ответила на вопросы воронежских СМИ.

Спектакль повествует о семейной паре (она – звезда кинематографа 30-х годов, он – известный кинорежиссер), в жизни которой все хорошо до неожиданного появления странного поклонника героини Юлии Рутберг, с маниакальным упорством преследующего ее. Однажды маньяк оказывается в номере, где спят супруги, и начинает «сеанс разоблачений»…

Через тернии...

– Поклонники бывают разные, и с такими маниакальными преследователями, как в нашем спектакле, знаком каждый из моих коллег. Не миновала сия участь и меня, – поведала нам Юлия Рутберг. – У этих людей всегда какие-то навязчивые идеи, они сотворяют себе кумира и поклоняются ему. Актер для таких людей становится идолом. Это страшно! Для них не существует ни дистанции, ни норм поведения. А я терпеть не могу, когда нарушают мои границы – готова стреляться. Могу быть очень жесткой, если надо – жизнь научила! Я вообще всегда держусь от таких людей подальше. Наша профессия слишком эмоциональна, и хочется, чтобы вне сцены все оставили меня в покое. Я в жизни совсем другой человек, нежели в театре.

– А хорошие поклонники попадаются?

– Конечно! Это ведь все зависит от уровня культуры. Порой жизнь сводит с умнейшими людьми, которые очень любят театр! Вот с такими любо-дорого общаться, потому что у этих людей прекрасные мысли и такое же отношение к театру. Для них существует и дистанция, и уважение к собеседнику – все то, что присуще интеллигентному человеку.

– В этом году у вас творческий юбилей – исполняется 30 лет, как вы служите в театре Вахтангова… Вы помните, как вас приняли маститые актеры, такие как Лановой, Купченко и другие, когда вы только пришли в театр? Сложно было вам, молодой актрисе, там освоиться?

– Как и во всех крупных театрах Москвы и Питера, труппа – это коллекция. Поэтому, когда нас, совсем юных, брали в театр, о нас заботились. Михаил Александрович Ульянов, Юрий Васильевич Яковлев... Все они нас пестовали. Конечно, на нас тоже лежала большая ответственность – желательно было не провалить хотя бы первые три спектакля. Для начала... Меня, слава богу, сия чаша минула. Конечно, сначала мы были такие желторотые птенцы – к нам так и относились. Это было очень трогательно. Но с нас и спрашивали. С одной стороны, была отеческая любовь, а с другой – профессиональный спрос. Но мы старались и с каждой новой ролью профессионально росли.

Театральная семья

– Ваш сын Гриша учился на актера, но не работает в профессии. Вы этому рады? Многие актеры ведь говорят, что не хотели бы для детей такой же участи…

– Нет такого, что я рада или нет. Во-первых, хорошо, что он попробовал себя в актерской профессии. Потому что когда человек не попробовал, он потом обвиняет всех, мол, «вы меня не пустили, я не попробовал… это ужасно». А сын вышел на сцену, понял, что это такое, и сказал: «Знаешь, мам, это не мое! Кино еще может быть, но попозже. А театр, с моей точки зрения, не мужская профессия». Я не осудила, я просто поняла, что в отличие от меня он без этого может. Значит, не надо убиваться.

У нас вся семья театральная, все с какой-то творческой «запеньдей» в разных жанрах. Папа был увлечен режиссурой, пантомимой, актерством… Человек с яркой, запоминающейся, но странной судьбой. Мама – музыкант, дедушка по маминой линии – классик балета, бабушка занималась народными танцами. В общем, мой сын насмотрелся уже на творчески одаренную родню. Его выбор правомерен.

Я могу сказать одно: наши дети всегда лучше, чем мы. Я не говорю, что Гриша лучше меня в актерской профессии, но он лучше меня в качестве родителя. Он такой отец, что мне такой матерью не снилось вообще быть. Так, как он с детьми и с женой возится (у них сын и дочка), – только в кино бывает. Я за них счастлива и снимаю перед сыном шляпу. Мы с ним общаемся душа в душу. Видите, я дважды бабка, а все пою и пляшу в кринолинах.

– С вами в театре Вахтангова играет наш земляк Виктор Добронравов. Вы общаетесь?

– Витька – совершенно замечательный. Он трудно поступал, трудно учился, зато прекрасно работает. Он один из ведущих молодых актеров театра Вахтангова. Играет главные роли. Много играет у Римаса Туминаса, снимается в кино. Вот уж где неугасающий факел! Это замечательная династия мужчин-актеров. Я и Федечку обожаю, приходилось с ним работать. Удивительное человеческое существо! И Ваня чудесный артист. Восхитительный! С ними любо-дорого и общаться, и работать – они настоящие! Трудоголики немыслимые. Витька очень много умеет: поет, танцует, замечательный драматический артист... И кажется, будто делает все это с такой легкостью... Хотя я, как его коллега, понимаю, что это лишь впечатление.

Соответствовать трем пунктам

– Глядя на вас, тоже кажется, что вам легко все давалось…

– Миленькая, нелегко. Меня только с третьего раза взяли в Щукинское училище, еле-еле. И что значит – легко дается? Я просто правильно выбрала театр, куда хотела пойти. Про легко давалось – это огромное заблуждение. Хотя пусть все так и думают: у меня все легко, все на подносе и вся моя жизнь – цветы и шампанское.

– Режиссер Римас Туминас в одном интервью рассказывал, что вас надо было постоянно останавливать, сдерживать... Когда вы вот так отдаете всю себя сцене, где потом силы берете?

– Актерская профессия – это ад. Когда я так говорю, многие считают, что это ложное кокетство. Но это чистая правда. Если ты хочешь быть на плаву, то должен на протяжении всей карьеры – с молодости и до гроба – соответствовать трем пунктам: быть космонавтом, английским шпионом и фотомоделью. Если один из этих ингредиентов отваливается, ты сходишь с дистанции. Болит ли у тебя голова, сломана ли у тебя нога, умер ли кто-то – это никого не волнует, билеты проданы. Потому это ад.

Человек остается в этой профессии только в одном случае – когда он без этого не может. Я без этого не могу! Я больная на всю голову, у меня справка есть. Если ты не отдаешься этому без остатка – проигрываешь. Если ты выходишь на сцену, не важно, репертуарного театра или антрепризы, ты волнуешься, переполняешься… Если ты переполнен и это переливается, оно возвращается тебе. После спектакля ты идешь за кулисы, выходишь усталый, но это прекрасная усталость. А вот когда ты не отдал, не получил назад, в тебе начинает бродить закись азота, тухлая вода. Вот это кошмар. Так что для меня нет выбора. Если человека называют профессионалом, есть планка, ниже которой он не может опуститься. Вдохновенное у тебя состояние или подавленное, есть мастерство – а его не пропьешь.