Милиция на этапе

Пока Медведев перетасовывает в Москве колоду полицейских тузов, остальные «карты» – от королей до единиц – с интересом наблюдают за происходящим. Меня к этому увлекательному для отдельных лиц процессу подключил бывший одноклассник, а ныне оперуполномоченный уголовного розыска ОВД одного из муниципальных районов Москвы.

Назову своего товарища по школьным годам Левой, ибо он совсем не хотел фигурировать, так как, по его мнению, рассказал мне нечто, не подлежащее разглашению. Я же, напротив, не нашел в его истории ничего из разряда секретного, и это уже указывает на проблему в социальных отношениях.

Итак, Лева приехал в родной Воронеж на выходные. Заглянув ко мне в гости, с порога поинтересовался, есть ли дома выход в Интернет, и принялся скачивать новости про отставки и ротацию кадров в МВД. И еще – про гибель полковника Буданова. Степень его осведомленности о том, что происходит, отражала средний уровень обывателя (скажем, он не был в курсе, что Буданов освободился несколько лет назад), но личная вовлеченность в ситуацию, по­моему, превышала допустимую медициной. Лева так жадно глотал инфу про людей, с которыми он никогда не пересекался в жизни (даром, что служат в одной системе), будто это его кровные братья.

Дальше потекло по руслу, намеченному всеохватными социальными сетями. Кто, кого и где видел – с обязательной экспозицией фотографий. В данном случае – из его телефона.

– А это вот мой подследственный, – говорит, показывая мне парня на природе, в одной руке шпага шашлыка, в другой – банка пива.

– А что это он у тебя так неформально выглядит? – спрашиваю.

– Да это его знакомая скинула мне, когда мы его ловили.

История следующая. Ограбили ночью магазинчик на окраине столицы нашей Родины. Взяли технику: телефоны, ноутбуки, плееры и конверт с сим-картами. С одной из «симок» сразу же пошли звонки. Оперативник, то есть наш Лева, поехал по адресу вызываемого абонента. Им оказалась женщина 30 лет, мать­одиночка. Которая сразу же выдала звонившего, назвала места, где он бывает, и даже скинула на мобильник Левы его фото, чтобы облегчить опознание.

Парень оказался таджиком, как он сам уточнял, «дагестанского происхождения». Русский язык не был его коньком, но он горячо убеждал, что даже не знает, где ограбленный магазин находится. Довольно убедительно рассказывал, как купил телефон и «симку» с рук у ларьков, клялся показать продавцов. Лева ему поверил (в операх он работает пару месяцев) и отпустил. А на следующий день пришли результаты дактилоскопии с места происшествия. Из 20 с лишним отпечатков – 7 принадлежали этому пареньку «дагестанского происхождения». Причем один прямо на замке, который взломали…

А беглец вскоре пришел сам. Когда ему предъявили обвинение, не сознался в содеянном. Почему тогда пришел? Лева заметил, что в голову к нему проникнуть не смог. Может, хотел, как обещал, указать на кого­нибудь из «друзей» как на продавцов.

«Ничего, по этому видно, что посидит в изоляторе и во всем признается», – сообщили Леве опытные опера. А следом стали предлагать, у кого какие нераскрытые кражи, «вешать» на этого магазинного вора.

И непонятно, то ли в шутку говорят, то ли всерьез, делится Лева. Когда он пришел в угрозыск, только и слышал, что «раньше это была обычная практика, но сейчас мы так не работаем». Сейчас – это с началом хождения из милиции в полицию. Положение у большинства шаткое (Лева, например, вместо ксивы два месяца со справкой ходит, что веса в глазах граждан ему не добавляет), договоришься с каким­нибудь – мы тебе скостим, а ты возьми это и это – а он начнет у следователя или на зоне задний ход давать. Это и останавливает. Хотя мой однокашник (когда мы с ним уже отметили «за встречу») признавался, как его выворачивает от такого подхода. Когда милиция­полиция смотрит на остальных, как опричники на земство. Свято только корпоративное братство, остальное (а это вся страна) – побоку.

И на пьянках ментов только и разговоров, что «давайте, братишки, держаться вместе, во всем друг друга прикрываем и не подставляем». И конечно, бывает всякое, и подставляют, и «по справедливости» потом судят­мирят. Но вот что касается «левых» людей, то с ними позволено все.

Лева откровенничает: «Я иногда сам себе напоминаю Ростоцкого из советского кино про милиционера («Внимание! Всем постам» – прим. авт.), который пришел случайно в милицию и относился ко всем по­человечески, на этом его и купил тот прибалт, что интеллигентом прикидывался, а потом сбежал. Но ведь и цинично по жизни топать нельзя...»

– Наверное, если в милиции побольше было бы таких, как ты, и реформы не понадобилось бы, – говорю.

– Но тогда бы милицию и не боялись, – отвечает.

И я не знаю, что возразить. С одной стороны, страх – это, мягко говоря, не то, ради чего люди придумали милицию. С другой – нестрашная милиция смахивает на оксюморон.