Лопата вместо автомата

Один из советских бойцов, вошедших в освобожденный город, вспоминал: «Мы двигались по проспекту Революции. И не встретили ни одной живой души… Город был мертв. Всюду горы развалин и черные остовы домов… Так мы прошли на запад по безжизненному городу».

Наступательная операция гитлеровцев на воронежском направлении началась ночью 28 июня 1942 года. 7 июля немцы оккупировали западную часть города. Битва с захватчиками длилась 212 дней. Враг так и не смог захватить весь город. Однако за те несколько меяцев, что продолжались бои, в Воронеже было разрушено 18 тысяч домов – 92% всех жилых зданий! А кроме них – заводы, школы, больницы…

Однако уже к началу пятидесятых годов – невероятно быстро! – город удалось восстановить. Свой вклад в это экономическое чудо внесли и те, кто несколько месяцев осыпал Воронеж снарядами и сеял на его улицах разрушение и смерть. За лопаты взялись вчерашние враги – немцы, венгры, румыны. Сегодня об их пребывании в нашем городе напоминают небольшие двухэтажные дома. Они построены из кирпича и дерева, и в них до сих пор живут люди.

Все на стройку

В 1946 году в Воронеж стали массово прибывать пленные. В основном немцев привозили из Литвы, Латвии, Эстонии, Польши. Встречались среди них и те, кто когда-то работал в лагерях на Урале. Вот где был настоящий ад – люди заготавливали лес в сорокаградусный мороз. Многие из них умирали от переохлаждения и обморожения. Поэтому перевод в Центральную часть России воспринимался пленными как подарок судьбы.

Участие в восстановлении Воронежа принимали и итальянцы Альпийского корпуса, венгры из 2-й Венгерской королевской армии, румыны и даже японцы. По крайней мере, о присутствии последних уверенно говорит краевед Владимир Елецких. По его  данным, в 1946 году в Воронеже насчитывалось около 20 тысяч пленных. Считается, что к 1950 году все уехали домой. Однако по некоторым свидетельствам, немцев и венгров можно было встретить на городских улицах вплоть до 1953 года.

В Воронеже было несколько лагерей для военнопленных. Базировались они преимущественно на заводах ВАСО, Калинина, СК, «Электросигнал», в Отрожке, на территории Дендрария и областной больницы. Пленные были задействованы в строительстве наиболее важных объектов. Например, восстанавливали мостозавод, завод СК, авиационный. Немцы, венгры и румыны возводили жилые дома на ул.Республиканской, Советской, Электросигнальной, Ленинградской, Леваневского, Кольцовской, Ворошилова, Чапаева, Пирогова, Конструкторов. (В 70-х годах некоторые дома были снесены, а на их месте появились новые.) У всех жилых домов был одинаковый архитектурный рисунок, похожее расположение комнат. Они напоминали общежитие: на двух этажах размещались по 20-30 комнат общей площадью 15-20 кв.м каждая, один душ и туалеты – мужской и женский. Но и этому воронежцы были рады. Работали немцы и в центре города – на площади Ленина, проспекте Революции, ул.Карла Маркса. Владимир Елецких приводит воспоминания военнопленного Гюнтера Венцена:

– Я работал на фабрике по производству шлаковых конструкций (находилась неподалеку от проспекта Революции). Там меня учили и токарному делу. Мы изготавливали блоки, благодаря которым увеличивались темпы строительства и восстановления жилья. На фабрике работал один пресс, мы сделали еще два. Мне это было интересно, я мог наблюдать, как возводится фундамент. На предприятии были нерабочие печи, и мы в них спали, экономили время на дороге – по полтора часа утром и вечером. Благодаря полученным навыкам дома я смог построить себе дачу.

Щи да каша, плюс конфета

Питались те военнопленные по сравнению с нашими, русскими, неплохо. Трижды в день. на обед – борщ, тушенка, каши. С 1947 года руководство страны стало платить им зарплату, так что бывшим офицерам не приходилось довольствоваться только лишь казенными щами, они могли покупать, что хотели – например, сладости.

Юрий Александрович Адамов рассказывает о том периоде:

– Мой друг проныра Петька Хрипунов жил неподалеку от пленных. Он снабжал их чудес­ным табаком, который разводил его дед. Тот сушил, резал, а Петька воровал табачок и сбывал немцам, и по этой причине был у них своим человеком. В награду они угощали его диковинками, а Петька кое-что приносил и нам для пробы. Например, американскую тушенку. С ней мы были и раньше знакомы – танкисты угощали. Стоило потянуть за ленточку и открывалась крышка, а там... с ума сойти от вкуса и запаха! Невидалью были сушеная картошка, хлеб – какой-то особой выпечки и вкуса, сахар, порезанный на ровные кусочки. Но сразил всех Петька солью. Была она тончайшего помола, как пыль. Мы слюнявили пальцы, совали по очереди в солонку, облизывали – соль казалась вкуснее сахара, и все восхищались Петькой.

Война? Или мир?

На высоте было и медицинское обслуживание – врачи уже тогда выполняли операции повышенной сложности. Поначалу воронежцы относились к «строителям» недоброжелательно – практически каждый потерял в годы войны кого-то из близких. Известный детский нейрохирург Анна Андреевна Русанова запомнила показательный случай:

– Один из первых поступивших к нам немцев – длинный, рыжий эсэсовец. Его сопровождал охранник. Пострадавший был ранен на стройке. Его вскользь задела по голове упавшая рельса. Не нарушив кости, рассекла кожу в теменной области во всю ее длину. Он потерял много крови, его сразу отправили на операционный стол. Я зашила рану. Перелила кровь от русской женщины, мужа или сына которой он, возможно, убил. Положили его в коридоре неподалеку от операционной, а я была в ординаторской, но какое-то беспокойство заставило выйти в коридор. Я с ужасом увидела, что вокруг его койки столпились наши раненые. Подняты костыли, кулаки, несутся проклятия. Конвоир, забившись в угол, кричит: «Я чех, я чех!» Я бросилась бежать к разъяренным солдатам, видевшим в немце врага, повинного в их ранах и увечьях. Я боялась, что не успею: чей-нибудь костыль опустится, и тогда я уже не смогу их остановить.

Немец, белее, чем его повязка, лежал на спине и кричал: «Люксембург, Люксембург!»

Но кто его слушал!.. У одного нет ноги, у другого – голова в бинтах, и все это – последствия войны. И немец этот для них враг, все равно, из Люксембурга он или из Вены. Еще не добежав, я закричала: «Все по местам!» Они отступили от койки. Немец продолжал орать: «Люксембург!» Чех выбрался из своего убежища и кланялся мне, с опаской оглядывая опустевший коридор, потом отправился в палату к «русским братьям» заявить, что он вовсе не хочет отвечать за безопасность немца. Койку передвинули к ординаторской...

Как снесли памятник

Постепенно отношение горожан к пленным стало меняться. Отразилось это, в первую очередь, на методах охраны. Прежде пленные передвигались колоннами, в сопровождении конвоиров с автоматами и собаками. Через год-другой собак убрали, приставив к отдельным группам по одному охраннику. Вечером пленные могли свободно передвигаться по территории лагеря, выходить за его пределы, посещать магазин или общаться с местными жителями. Не все, конечно, отвечали им приветливо, тем не менее дружба между немцами и русскими не была редкостью. Однажды пленные помогли руководству города в решении деликатного вопроса. У кадетского корпуса в 30-е годы был поставлен памятник Сталину. Во время войны снаряд снес у монумента голову. Власти боялись демонтировать памятник и поручили это немцам. Те нечаянно уронили статую и разбили ее, поэтому городская власть тревожно ожидала репрессий. Но все обошлось. Памятник убрали.

Массово наш город пленные стали покидать в 1950 году. Воронеж был восстановлен, хотя работы еще продолжались. Уезжали те, кого дома ждали семьи или родственники. Вместе с тем некоторые пленные оставались, устраивались на работу, женились на русских. Результаты работы немецких, венгерских и итальянских офицеров востребованы и сегодня. В домах, построенных в конце 40-х годов, по-прежнему живут люди. Условия давно не соответствуют нормам проживания, в ближайшие годы жители должны быть расселены, дома – снесены. Но все же эти строения вполне можно назвать  памятниками послевоенных лет. И, наверное, было бы уместно создать музей на базе одного из подобных строений – в память о разрушенном Воронеже и пребывании в городе пленных «строителей».

фото www.bvf.ru