Из жизни насекомых

Когда-то в репертуаре театра кукол «Шут» значился спектакль под названием, вынесенным в заголовок этого материала. Его режиссер-постановщик, незабвенный Валерий Вольховский, сопоставив законы существования людской цивилизации и мира насекомых, сумел рассказать театральным языком удивительную историю-притчу, наполненную глубоким философским смыслом.

Прекрасное и безобразное

Евгения Ножкина, Егор Астапченко, Сергей Ряполов. Три молодых воронежских художника составили экспозицию из очень разных работ, которые традиционными (в обывательском понимании термина) никак не назовешь.

Объекты Евгении Ножкиной – самая зрелищная, на мой взгляд, составляющая выставки. Потому как не только самая яркая в смысле палитры и форм, но и самая эмоциональная. Это, показалось мне, очень по-женски: придать объемным, гипертрофированным, по-театральному увеличенным «тушкам» бабочек, пауков и червяков эдакую животную трепетность, теплоту, телесность, мягкость. А иной раз и характер: смотришь на Жениного клопа-черепашку – и начинаешь подозревать, чего в следующую минуту ждать от этого тряпичного монстра, покушающегося на твой диктофон… Ну, и кроме всего прочего, создания Ножкиной очень милые – в акцентированной своей неуклюжести и прелестной неловкости. Сразу вспоминаешь о единоначалии безобразного и прекрасного.

Гигантским произведениям Евгении отдан целый галерейный зал – и поделом: прием работает на создание именно мира, населенного мелким «народцем» – со своими причинно-следственными связями, войнами, открытиями, неожиданностями, обретениями и казусами.

– Это близкий к мифологическому тип познания и осмысления мира, построенный на чувственном отношении к нему, – прозвучало на открытии. – Человек здесь еще не выделяет себя из природы, а самим природным объектам приписывает человеческие черты и свойства. В этом мире царит мистическая связь между предметами. Изображая насекомое, автор как бы устанавливает незримую связь с изображаемым объектом.

Есть контакт!

Сама художница не скрывала искренней симпатии к созданиям, явившимся прототипами ее пчелок, комаров и прочей ползающей братии.

– Хотелось показать мир насекомых с другой, необычной стороны, – пояснила Евгения. – Обычно они вызывают у людей неприятие и даже отвращение. Так сложилось исторически: заводятся насекомые в доме – человек старается всячески избавиться от них. Вывести, убить, затоптать. А рассматривать нежелательных «соседей» – на это времени нет; только в глубоком детстве, когда интересно абсолютно все, ребенок пристально разглядывает букашек-таракашек.

Короче: авторы выставки сочли необходимым дать зрителям время и место для неспешного общения с насекомыми, которые в нашей повседневности находятся «вне поля зрения». Возможно, кто-то – уже в реальной, не выставочной жизни – войдет с этими, незаслуженно обиженными нашей холодностью «тварями» в душевный контакт. Ведь их столько – выбирай не хочу!

– Я в основном останавливалась на насекомых, знакомых всем и каждому с пеленок: божья коровка, бабочки и так далее, – говорит Евгения. – А масштаб крупный взят как раз для того, чтобы лучше их рассмотреть. И понять, насколько они красивы и страшны одновременно. Специально не листала никаких книжек по зоологии: скорее хотелось донести свои ощущения и воспоминания об этих существах, чем зафиксировать их фактическую анатомию. Ведь поведение насекомых еще интереснее, чем их «устройство». Разные насекомые в одних и тех же условиях ведут себя по-разному. И очень жаль, что это остается вне поля нашего зрения.

Наследие русского конструктивизма

Егор Астапченко, сын известных воронежских мастеров Юрия и Тамары Астапченко, напрямую по родительским стопам не пошел. Изящные бронзовые скульптурки папы и реалистичная живопись мамы если и вдохновляют его, то, судя по всему, не на творческие подвиги. В экспозицию Егор поместил «линейные трансформации проекций насекомых, которые подобны визуальным образам, попавшим на зрительную кору головного мозга». Это, как вы понимаете, цитата из пресс-релиза – видимо, авторское объяснение авторской же концепции. Весьма небезынтересной: конструкции Астапченко, при всей их умозрительности, привлекают некой внутренней «пружинностью», способностью остановить зрительское внимание не только на поверхности работы, но и на ее «подложке». Ведь под поверхностью определенно что-то таится.

– Егор Астапченко, на первый взгляд, совершает попытку окончательной культивации насекомых, превращая их в схемы, которые при необходимости можно разобрать на детали и потом снова собрать, – звучит мнение аналитика. – Здесь человек, скорее, противопоставляет себя природе. Делает ее предметом своей работы. Такой подход к познанию мира, безусловно, роднит работы Егора Астапченко с философией и наукой Нового времени.

Дальше следует уточнение: «чертежи насекомых, несмотря на кажущуюся механистичность, вовсе не являются самозаводящимися машинами, напоминающими часовой механизм». Художник обращается к наследию русского конструктивизма, использует архитектурные методы, проекты и модели. Отсюда следует, что в «Х.Л.А.М.е» он демонстрирует платонические идеи, поданные в виде схем и чертежей.

С одной стороны – суховато. С другой – отсекается все лишнее.

Техника выговаривания

Сергею Ряполову приходится «верить на слово»: он представлен текстовыми выкладками – естественно, тематическими. «Крылатые насекомые ворошатся в куче гниющих яблок, личинки жуков-оленей безмятежно укутываются в дубовую древесину, мебельные точильщики внушают тикающий ужас…» Похвалим автора за лексическую оригинальность (раскованность), лежащую в основе сочинений, рассматриваемых как «результат и конечная цель гносеологической деятельности человека» (это еще раз пресс-релиз). По Хайдеггеру, который говорил, что язык – это дом бытия, Ряполов это самое бытие и старается выговорить. В конце концов, чисто теоретически техника выговаривания – такой же полноправный инструментарий творчества, как образность, метафоричность и так далее.

Если о том, чем в контексте выставки в «Х.Л.А.М.е» видятся сочинения Ряполова лично мне – здесь наблюдается перекличка с мнением директора галереи Алексея Горбунова.

– Я сомневался в этой выставке в смысле стилистической совместимости двух залов: первый, где размещены объекты Евгении Ножкиной, никак, казалось бы, не совместим со вторым, представляющим схематичное творчество Егора Астапченко, – поделился Алексей Юрьевич. – Чувственный подход и формальный, минималистичный – что может их связывать? Оказалось – текстовые фрагменты Сергея Ряполова. А вообще каждый смотрит на эту выставку по-своему: один видит здесь исключительно биологию-зоологию, другой – социальную подоплеку.

Я, признаться, разделяю видение «одного»: да, это такая занимательная, фантазийная, требующая зрительского соучастия зоология. Но она сама по себе – философия…