Огурцы и розы

В срок до 9 ноября воронежцы имеют счастливую возможность оценить мастерство королевы гобелена: так называют Нину Балагурову на родной для художницы Тамбовщине. Но в воронежской экспозиции – не только тканые картины этого мастера, отдающие, в большинстве своем, дань уважения русской деревне («Урожай», «Хлеб» и другие).

Однокурсница Зайцева

Родилась Нина Балагурова в 1933 году, в городе Иваново. Окончила Ивановский химико-технологический университет, отделение текстильного рисунка. С 60-х до начала 70-х была одним из ведущих художников знаменитого Ивановского хлопчатобумажного комбината им. Ф. Н. Самойлова. Именно за авторские рисунки на ивановском текстиле Балагурова получила Государственную премию имени Репина.

С 1973 года жизнь и творчество художницы были связаны с Тамбовом. В этом городе и начались фамильные балагуровские гобелены, коллажи, лоскутная техника, ткачество...

Чем бы ни занималась художница, неизменно вдохновлялась она (и при каждом удобном случае это подчеркивала) традиционными мотивами русского народного искусства. Которое, спешу заметить, было востребовано во все времена. Из тканей, расписанных Ниной Сергеевной, шили платья даже всемирно известные советские модницы. Работы Балагуровой неоднократно и достойно представляли отечественную легкую промышленность на многочисленных зарубежных выставках. Костюмы, созданные по ее эскизам, участвовали в громких показах однокурсника, легендарного теперь уже кутюрье Вячеслава Зайцева.

Тамбовской «королевой» выполнено более трехсот пятидесяти кроков (эскизов для тканей). С уважением, опять же, к традициям русского ситцепечатания, создавала Балагурова «материю» (хочется проявить философский аспект этого понятия) с филигранными узорами. Ее сарафанные ситцы – образцы национальных тканей, оснащенных, кроме обязательных элементов, особой поэтичностью и красочностью. При том понятно, что богатая палитра, завораживающая зрителя – не самоцель. Работы Нины Сергеевны, при всем их изяществе, искренни, по-хорошему простодушны. Дело вкуса, однако: грамотного, правильно воспитанного, но, сдается, и безупречного от природы. Этот тот алмаз, который вовремя огранили специалисты, придав ему должные формы.

С любовью ко всему

«Mille fleur» по-русски – это, в переводе с французского, «тысяча роз». Они и цветут нынче в музее Крамского буйным цветом – настоящий розарий, не меньше. А сам иноземный термин в текстильной промышленности означает технику свободного заполнения художественного пространства цветами.

Люди, знавшие художницу, свидетельствуют: Нина Сергеевна видела прекрасное буквально во всем. Делала повседневность произведением искусства. Есть такое слово замечательное: самобытность. Она-то, мне кажется, и вела номером первым Балагурову по творческой жизни. Поэтому ее орнаменты, сначала написанные вручную на кроках, а затем «оживающие» на тканях турецкими огурцами или черноземными георгинами, настолько изысканны, сочны и колоритны. Художница преображала любую ткань – даже неласковую синтетику. А откуда что взялось?

Дочь Балагуровой Анна рассказывала, что до Нины Сергеевны профессиональных художников в их роду не было. Но предки-крестьяне занимались таким ремеслом: красили холсты, расписывали ткани на них. Наверное, поэтому Балагурову «грел» и подпитывал быт простых людей; даже мастерская ее походила на избу. Одежда тоже была соответствующей: Анна вспоминала, что мама шила ее из своих тканей, украшала лентами. И ко всему, даже к созданию рабочей одежды, подходила с любовью. Что, собственно, впрямую отражено в творчестве; так, Анна после смерти матери нашла в ее мастерской сатин, в 1968 году подписанный рукой автора и названный в честь дочери. Такая вот неразделимость жизни и работы. Цельность натуры называется.

Широта души

Любимый жанр художницы – натюрморт. Васильки, розы, гортензии, тюльпаны, пионы покоряют не только роскошеством цвета, но и внутренней силой. И это, мне кажется, очень по-женски. А то, что Балагурова была в первую очередь женщиной, а художницей – во вторую, доказывает ролик, посвященный истории создания художественных тканей в России; он сопровождает показ произведений в музее Крамского. В этом миниатюрном «кино» – фрагменты интервью с Ниной Сергеевной, позволяющие понять ее уникальное мирочувствование. Масштабное, стоит заметить; неслучайно Балагурова писала очень большие картины – метровые. И кистями работала, соответственно, большими; маленькие оказались неудобны для нее. Не тот размах.

Широта балагуровской души, уверяют эксперты, не умещалась на стандартных холстах. И это при том, что красота, создаваемая руками мастера, требовала особого подхода: неспешности, скрупулезности, выверенности каждого штриха. Без выносливости и терпения того же гобелена не сделаешь. И Нина Балагурова с удовольствием подчинялась «законам жанра», что было для нее, с детства страдавшей астмой, серьезным испытанием. Ведь что такое работа с тканью? Материал – к примеру, шерсть – постоянно «летит» в лицо, мастер им дышит. Да и сама по себе сидячая работа чревата нехваткой воздуха. А мельтешение пальцев – часами, если не сутками – не лучшим образом сказывается на зрении...

Умерла Нина Балагурова на рабочем месте, в своей мастерской. Художнице было 76 лет. Ушла она мгновенно: на минуту присела в кресло – и больше с него не встала.

Не просто ситчик

Не меньше, чем собственно творчество, впечатляет деятельность Нины Балагуровой как коллекционера. По всей России собирала она предметы старины: прялки, которые добывала во всех мыслимых и немыслимых медвежьих углах, включая населенное зэками северное захолустье, клубки из настоящей пеньковой шерсти, старинные кроки, материи и платки. Последние, созданные мастерами 19– начала 20 века, также экспонируются в нашем музее; это очень теплый, очень душевный «тупичок» второго этажа выставочного зала, показывающий одну из жемчужин коллекции архива Балагуровой. Впрочем, тепло исходит абсолютно от всех экспонатов, составивших воронежскую экспозицию. Почему – вполне понятно.

– Художник по ткани не просто выдумывает замысловатые узоры, – говорит заместитель директора музея Ольга Рябчикова. – Он находит тему, разрабатывает характер этой темы, передаваемой через линии, композиции, сочетание цветов. И мы, формируя нашу выставку, хотели показать, что представленные на ней вещи – не просто веселенькие ситчики, которые рулонами лежат в магазинах.

И последний момент: балагуровские разработки, в недавнем прошлом участвовавшие в модных показах, посейчас актуальны – достаточно оглянуться вокруг, чтобы в этом убедиться. Но их автора «широкая публика» не знает! Откуда? В зарубежных странах на ткани обязательно крепится ярлык с именем создателя, а в российской практике этого не происходит. Так что в какой-то мере выставка призвана ликвидировать нашу безграмотность и, не побоюсь, дремучесть: установить авторство текстиля, прекрасно знакомого всем российским женщинам.