Газета,
которая объединяет

Сталкер в тоннеле

Музей им. Крамского показывает творчество трех иногородних авторов
Рубрика: Культура№ 143 (1858) от
Автор: Анна Жидких

Свою совместную экспозицию подольский скульптор Андрей Плиев, живописцы из города Костерево Владимирской области Евгений Кравцов и Михаил Кабан-Петров назвали «ОДИН+ОДИН+ОДИН» – простенько и, одновременно, с претензией. И тот, и другой посыл – абсолютно оправданны.

Каждый из авторов с полным на то основанием может называться «единственным и неповторимым». Вот и получается, что всякий из троицы – ОДИН. Ну, а нарочитая примитивность предложенного арифметического выражения хороша как иллюстрация известного постулата: все гениальное – просто. Искусство говорит за себя само, безотносительно ярлыков, пояснений, уточнений и т.п. Или – не говорит; наш случай – к счастью, первый.

Провокация талантом

Выставка в Крамского – богатая; замечательные, не побоюсь этого слова, художники показывают нынче воронежцам свое творчество. Оно очень разное, и не в жанрах тут дело. Просто (и насколько же непросто такое «просто»!) у каждого мастера – свой взгляд не только на ремесло, но и на жизнь; это очевидно. Хотя, безусловно, роднит их тоже важная вещь: желание самовыразиться не на стереотипах, но – в поиске собственного оригинального голоса, языка, творческого метода.

Впрочем, насчет поиска поостережемся: вся троица – художники сложившиеся, с отчетливой манерой и узнаваемым почерком. Оно, конечно, и гению всегда есть куда расти, но, думается, в плане найденной и не словом, но делом закрепленной за собой эстетики ни один из представленных авторов уже не изменится. А вот новые «виражи» на обкатанной стезе – ожидаемы; лично у меня нет сомнений в том, что Андрей, Евгений и Михаил – из тех авторов, которым неинтересно раз за разом повторять пройденное. Пусть и удостоенное высоких оценок со стороны: художники такого уровня обычно сами себе – критичные рецензенты и редакторы. Это – свойство таланта.

А еще талант – штука провокативная, и неслучайно директора музея им. Крамского Владимира Добромирова, открывавшего выставку, тоже потянуло на творчество. Владимир Дмитриевич заметил, что если на выставочной афише написать единицы, заявленные в названии, не буквами, а цифрами – вырисовывается образ музыкального инструмента. Символично! Ансамбль – самое то для характеристики объединения троицы: вместе звучат превосходно, но сольная партия каждого – отчетливая и яркая.

Дорога к звезде

Творческое содружество художников корнями уходит в студенческие времена, когда ребятам стало ясно: у них – общая база ценностей. Принципиальная основа ее – вдумчивое отношение к традиции и искусству вообще. Плюс желание и способность эту традицию пере­осмыслить. «Примерить» на себя, развив, дополнив и так далее. А еще чувство стиля, мне кажется, объединяет Кравцова, Плиева и Кабан-Петрова: оно у них безупречное. Соответственно, стильной, изысканной вышла и воронежская выставка, хотя не только соавторов это заслуга. Не могу не адресовать здесь комплиментов в адрес сотрудников музея: «сочинить» экспозицию таким образом, чтобы ни один из мастеров не мешал другому, чтобы внятно читалась концепция, а организация пространства помогала восприятию умных и тонких работ – блестящим профессионалом надо быть...

Итак – кто они и какие, интересные гости Воронежа?

Евгений Кравцов создает монохромные пейзажи, портреты, натюрморты в смешанной технике. Создавая обобщенные образы, не отказывается от деталей, ювелирная обработка которых заставляет зрителя погружаться в сложный макромир обыденного. Та самая стильность в исполнении Евгения – высший пилотаж, которым он владеет легко и непринужденно. По ощущению зрителя, конечно. И, конечно, ощущению ложному: чтобы достичь такого эффекта, работать нужно круглосуточно. Не удивлюсь, если так оно и есть.

– Для меня в творчестве важен не столько результат, сколько процесс, – говорит Евгений. – Конечная цель творческого пути неясна, скорее, она вовсе отсутствует. Есть ориентиры, зыбкие представления о дальнейшем движении. Но есть и понимание, что как бы далеко я ни зашел, не найду там ни успокоения, ни удовлетворения. Пройденная дорога не приближает путеводную звезду, а все больше отдаляет. Что же остается? Идти.

Портал на полотне

Скульптуры Андрея Плиева «берут» выразительностью и мощной энергетикой. Образы, создаваемые им, несут философию вечного – это есть сейчас и сегодня, это могло быть вчера и тысячу лет назад. Пресс-релиз уточняет, что художник стремится найти собственный пластический язык, анализируя пластику и формы Греции, римский портрет, наследие великого Микеланджело. Мне же ближе взгляд Владимира Добромирова, подметившего некоторую перекличку Плиева с удивительным, трогательным и чистым Лазарем Гадаевым – автором, кто забыл, воронежского памятника Осипу Мандельштаму. Есть что-то общее в поэтике этих двух ваятелей, что заставляет присматриваться к творчеству Андрея Плиева с особой симпатией и сочувствием. Деформация форм, «косноязычная» непосредственность линии, лаконичные сюжеты и образы, вырастающие до символа – иногда больные, хрупкие...

– Большое влияние на меня оказали мастера осетинской школы. Но мне не хотелось бы быть просто продолжателем какой-либо школы. Стремлюсь найти что-то свое – не то чтобы оригинальное и неповторимое, но наиболее отвечающее моим внутренним ощущениям и настроениям, – признается Андрей. И добавляет, что сам себя сложившимся художником не считает. Все правильно: об этом должны говорить зрители, а не автор. Иначе – творческий тупик обеспечен.

Живописец Михаил Кабан-Петров показался, пожалуй, самым загадочным из троицы. В смысле работ: он пишет бесконечные пространства, зияющие пустоты, «глубины и отмели» цвета. Сюжеты при всей их лаконичности – сами по себе философия, исследования, трактаты. Реальность с метафизикой соединяется благодаря в том числе экспериментам в пластике: на плоскости картины часто возникает странная выбухающая воронка – не иначе, портал зрителю открывается.

«Не блины пеку…»

– Работу начинаешь ты – такой, какой ее задумал. Но потом, по ходу дела, она сама тебя ведет, трансформирует, – делится секретами творческой кухни Михаил. – Так бывает всегда.

– Ваши картины наталкивают на мысль о том, что их автор ассоциирует конкретный цвет с конкретным же чувством – возмущением, негодованием и т.д. Это так? Или все, опять-таки, зависит от того, как работа «повела себя» в процессе создания?

– Часто изначально задумывается именно цвет: зеленый для меня, например, всегда почему-то связан с библейской темой. Ну, красное – это все «наше»...

– А почему тогда зеленая работа называется «Разрыв»?

– Потому что там есть ниточки такие, от напряжения порвавшиеся.

– Черно-белая гамма для вас вариативна? Или как-то однозначно толкуется?

– Честно говоря, однозначно я ничего не хотел бы трактовать. Все ведь интуитивно подбирается – и цвет тоже.

– Видимо, такой подход к творчеству – итог серьезных исканий...

– Да, конечно. Я прошел традиционную академическую школу, достаточно солидную. Начинал обучаться в советское время: тогда, прежде чем поступить в институт, надо было окончить художественное училище. По такой схеме я учился аж 10 лет – это очень много.

– Но учебой единой сыт не будешь...

– Чем дольше живешь, тем больше интересуешься тем, что происходит вокруг тебя. Больше читаешь, смотришь кино... Для меня, может, главным толчком для поисков стала не живопись, а литература и кино. Тарковский, например. В чем-то я его даже считаю учителем.

– Так вот откуда «сталкерство» в ваших работах!

– Да. Для меня сталкер – это человек, который идет к своей цели. И который не знает, что он в конце концов обретет. Дорога художника есть длинный сплошной тоннель; чем он закончится, мы не ведаем.

– Ваши работы своей штучностью просто кричат о том, что их – не очень много, что вы подолгу и с большим тщанием работаете над каждой. Это так?

– В общем, да: я не блины пеку. Пленэристы, которые в основном пишут этюды с натуры, могут, грубо говоря, выдать за месяц их штук сто. А работы, которые пишу я, требуют очень долгого обдумывания.