Про соседей
Викентий Петрович с супругой Ниной Андреевной живут в однокомнатной квартирке на первом этаже, и я давно уже кладу в их почтовый ящик свежий номер своей газеты.
Они живут бедно и при встрече тепло благодарят. А недавно Викентий Петрович вдруг рассказал мне, как они с женой познакомились. Я-то думал, что эти старички могут и золотую свадьбу отметить – так они спокойны и дружны; оказалось, нет: их совместной жизни всего лет семь.
Дело было так. Однажды Нина Андреевна вдруг проголодалась на ночь, что случалось с ней крайне редко, и пожарила себе картошки. Присела за стол у окна, и вдруг в это окно с решеткой кто-то постучал. Она испугалась, сдвинула штору и увидела изможденное бородатое лицо.
– Вы кто? Я милицию сейчас вызову! – вскрикнула она.
– Сударыня, – ответил мужик, – умоляю, не надо милиции… Просто запах вашей картошки меня последних сил лишает. Не могли бы вы дать мне хотя бы хлеба кусок, а то умру тут, под окном. А я хоть и бомж, но ленинградский учитель. Бывший, разумеется.
– Какой еще учитель? И что вы делаете под моим окном? – удивилась она.
– Словесности, – ответил он. – А здесь я переспать собрался. По пути в теплые края. В Ленинграде холода наступают, не выживу я там.
Помолчав, она спросила:
– А Хемингуэя как звать? А друга его, тоже писателя?
– Эрнест, – сказал он, – а друга-писателя – Фицджеральд. Фрэнсис он, Скотт. Извините.
– А Вересаева?
– Тезка он мне – Викентий. И папа его был Викентием. «Записки врача» – моя настольная книга. Но стол мой вместе с книгами и квартирою отошел разбойникам.
Тогда она предложила бомжу зайти и поесть картошки, пока не остыла. Из последних сомнений спросила:
– А вы не алкоголик?
– Раньше не пил, не курил, теперь иногда бывает, – честно признал он. – Бытие мое...
И он зашел. И остался навсегда.
Они даже в магазин ходят вместе, тихо о чем-то разговаривая. Одеты бедно, но чисто.
Зачем я все это пишу? А просто приятно.