«Актеры-марионетки в театрах редкость»

Воплощенную героиню романа Толстого «Воскресение» Катюшу Маслову обычно обсуждают «отлипшие» от экранов телефонов школьники. И это, пожалуй, настоящая победа театра – инсценировка режиссера Вадима Кривошеева принесла воронежскому ТЮЗу не только одобрительные отзывы критиков, но и премию «Браво!». За лучшую женскую роль награду получила актриса Екатерина Пухначева.

ПОЛНАЯ ВОВЛЕЧЕННОСТЬ

– Ваша Катя Маслова – это палитра эмоций, которые передаются даже в молчании. Но как по-актерски передать правильную эмоцию с помощью тишины?

– Молчать на самом деле несложно, другой вопрос – что этим нужно выразить? Если в этот момент ты проживаешь определенные эмоции внутри себя, то у тебя говорят глаза. Глаза всегда отражают то, что в нашей душе. Поэтому, когда ты наполнен переживаниями, проживаешь что-то внутри себя, а не просто стоишь на сцене с закрытым ртом, то это видно, этого не спрятать. В моей работе важна вовлеченность. Просто молчание ничего не даст.

– Наполнить все, что делает персонаж на сцене, смыслом – очень непростая задача. Как долго вы входили в образ?

– Я отношусь к числу тех артистов, которые отталкиваются от себя при работе с ролью. Конечно, постепенно появляются какие-то детали, которые приглянулись в процессе наблюдений, и ты их «обживаешь». А случается, что ты берешь что-то из первоисточника. Например, у Льва Толстого в романе написано, что взгляд у Масловой был особенным – на полуповороте головы и снизу вверх из-под бровей. И я взяла себе этот прием на вооружение.

Но все равно я актриса, которая ищет в себе схожие с героиней черты. Мне важно отыскать такую особенность, которая органично ложится на мою психофизику, иначе мне очень сложно. Образ рождается во время репетиций. Я не могу сказать, что Катя Маслова – это муки, муки, муки творчества. Вот если образ не отзывается, он совершенно лишен моих черт, тогда да, нужно идти через преодоление себя, искать долго и напряженно то, что станет близким. В данном случае такого не было.

– В чем же вы так созвучны с Катей Масловой?

– Не хочется себе льстить, но думаю, что у меня такой же сильный, волевой характер, и мне это помогает. Я думаю, что силой духа мы с ней схожи.

При поступлении в Воронежскую государственную академию искусств у меня была некоторая база (я год училась в СПбГАТИ на целевом курсе при Орловском драмтеатре), но, видимо, в конце первого курса в Воронеже у меня случился «творческий кризис»: я все делала правильно, но робко, не хватало мне, наверное, свободы и импровизации. Вообще, при обучении на актеров и актрис не всегда понятно, пойдет ли человек по профессии дальше. Бывает, что абитуриенты, поступая, берут уроки у педагогов. А как исполнять стихотворение – можно натренировать, но только в процессе обучения раскрываешься ты сам, и уже становится понятно, ты сам из себя что-то представляешь или тебя просто «натаскали». Такие актеры-марионетки в театрах редкость, с такими людьми режиссерам очень сложно работать, потому что они не привносят ничего своего, а выполняют ровно столько, сколько им задали. А режиссер и актер – это команда: первый предлагает, второй развивает.

Так вот мастер Сергей Надточиев стал говорить, что я делаю все сухо, без искры. Он говорил, что не уверен, есть ли у меня какие-то данные, чтобы стать артисткой. Да я и сама чувствовала, что чего-то недодаю. И тут можно было бы сложить руки и тонуть, ведь это обидно, но я поставила себе целью показать, на что способна. Думаю, характер мне в этом помог.

– А как в одном человеке могут присутствовать такая сила духа и робость? Или все актеры полны противоречий?

– Сцена обнажает многие вещи. Когда делаешь этюды во время обучения, можно вый­ти на определенные эмоции, от которых становится страшно. Это же включение моих нервных окончаний. Можно так закричать, что после этюда станет неловко, а тебя просят повторить – и ты не можешь, потому что боишься вновь испытать эту неловкость. И вот возможность управлять этим, а со временем и вообще получать от этого удовольствие – и есть суть актерской профессии. У меня был момент во время обучения, когда я боялась показать такие эмоции, но сильный характер позволил мне понять, что вообще-то мне это по силам и я буду пробовать делать это много раз, пока оно не войдет в привычку. Я должна была научиться справляться с неудобствами внутри, иначе как выходить на сцену?

«МЕНЯ БАЛУЮТ»

– Это говорит о том, что нюансы профессии вам раскрылись: здесь и борьба со страхами, и постоянная необходимость подтверждать свои умения. Но почему изначально выбрали сцену?

– Я занималась в цирковой студии наземной и воздушной акробатикой, выступала на сцене уже лет с шести. Но век циркового артиста достаточно короток: 27 лет – и ты на пенсии. Когда пришло время выбирать профессию, я понимала, что хочу связать жизнь с выступлениями на сцене, мне это нравится, но надо идти не в цирк, а куда-то еще. Стала думать про что-то смежное. И так совпало, что в школе я делала научную работу по театру, я увлеклась этой темой, поездила по разным городам, посмотрела. И – поступила: сначала на целевой курс СПбГАТИ, а потом перепоступила в Воронеж.

– Ваши роли – та же Маслова, за которую вы взяли премию «Браво!», Варенька Доброселова из спектакля «Бедные люди», ставшего «Событием сезона» – хорошо представляются не в ТЮЗе, а на большой сцене драматического театра. Никогда не задумывались стать героиней драматических постановок?

– Меня балуют режиссеры, мне повезло, что я попала именно сюда, в ТЮЗ. У меня много замечательных ролей, которые мне довелось сыграть, я благодарна и Александру Сидоренко за роль Вареньки Доброселовой, огромное спасибо Вадиму Кривошееву за роль Катюши Масловой. Так что мне грех жаловаться. А многие артисты, устроившись в драмтеатры, долго сидят без работы или без главных ролей. Можно попасть в театр Вахтангова и просидеть там 20 лет в массовке, так ничего и не сыграв.

За семь лет в театре я сыграла множество разноплановых ролей. В этом и кайф Театра юного зрителя: у меня есть крупные драматические работы, я могу играть комедийные образы, погружаться в детские спектакли. Здесь масса возможностей! И мне нравится это. Я благодарна судьбе, что складывается именно так.

– А в каких спектаклях чувствуете себя органичнее?

– Драматические работы – для души, чтобы, может быть, «погладить» свое актерское самолюбие, понять, что у меня это получается. Игра в детских спектаклях – ради куража и кайфа, где мы танцуем, поем, примеряем самые не­ожиданные образы. Это драйв, это для энергии, ты здесь заряжаешься. В драме ты больше отдаешь. С комедиями у меня всегда было сложно, только в последние два года я начинаю понимать этот жанр, благодаря главному режиссеру Вадиму Кривошееву, который видит меня глубже, чем я сама.

– Сейчас можно услышать мнение, что актерское амплуа умирает. Если актер талантлив, он сыграет все, это лишь вопрос времени, затраченного на работу. Так ли это?

– В нашем деле трудолюбие играет большую роль, безусловно. Но мне кажется, что актер все-таки не может быть универсальным, потому что видно, когда человеку чего-то дано больше – он в этом живой. Натренировать себя можно, но это все равно будет видно. У универсального актера есть все шансы превратиться в ремесленника. А это грозит тем, что исчезнет магия театра. Нет, нельзя так говорить – мы все разные. Каждый хорош в своем.